Синий город на Садовой - [17]

Он собирался прийти к ней позже, после обеда, но теперь все складывалось иначе. В школе Хлорвиниловна сказала, что работы сегодня никакой нет, потому что ремонтники не подвезли материалы, и что всем, кто добросовестно ходил сюда две недели (в том числе и ему, Кроеву) она "практику закрыла" – гуляйте с чистой совестью до сентября. Только последняя просьба к Феде: если ему не очень трудно, пусть он отнесет посылку Анне Ивановне Ухтомцевой. Это старушка, учительница на пенсии. Когда-то она работала в этой школе, а сейчас живет одна, и преподавательский коллектив опекает ее как может. Вот вчера отоварили талоны, надо теперь поскорее доставить продукты по назначению, а то здесь нет холодильника.

– А у тебя как раз вон какая сумка!

Холщовую сумку-мешок с портретом Майкла Джексона Федя прихватил дома, чтобы после школы забежать в булочную. А сейчас пригодилась для посылки…

И не только для посылки! Бывают же на свете удачи!..

Когда Федя, пряча в карман с "орлиной" нашивкой бумажку с адресом, скакал с тяжелой сумкой вниз по лестнице, его перехватил Дмитрий Анатольевич (в просторечии – Дим-Толь). Учитель физики. Он был неплохой мужик, с учениками держался по-свойски и порой любил изобразить рубаху-парня.

– Дружище! Если ты не очень спешишь, помоги мне разгрузить стеллажи в кабинете! Я зашиваюсь! Придут штукатуры, а там бардак! – так он и выразился.

Федя сказал, что вообще-то он спешит. В сумке сливочное масло для Анны Ивановны растает.

– Ни фига с ним не сделается за пять минут! А я тебе радиодеталей подкину, у меня там их куча. Интересуешься?

– Не-а, я гуманитарий… Ну ладно, идемте.

В кабинете физики Дим-Толь забрался на стремянку, начал снимать с полок коробки, ящики, вольтметры, лейденские банки и реостаты. Федя все это ставил и укладывал посреди помещения (столы уже были вынесены). Потом на голову Феде упало пыльное чучело совы, неизвестно как попавшее в мир механики и электричества. Федя сел на половицы, поматывая головой.

– Жив? – спросил Дим-Толь. – А, черт! – И, закачавшись, с грохотом прыгнул со стремянки. А на Федю упали картонные коробки. Похожие на сигаретные блоки, только потяжелее. Одна открылась, рассыпались красные коробочки, вроде упакованных лент для пишущей машинки (была такая у отца). Федя машинально взял одну, прочитал на крышке: "Пленка для любительских кинокамер. ОЧ-45. Черно-белая, обратимая. 1?8. Чувствительность 45 ед. ГОСТа. Казань".

– Ой, Дмит-Тольич, откуда это?!

– Сверху, естественно! Сильно трахнуло?

– Да я не про то! Это же кинопленка! Она… зачем здесь?

– Когда-то кинокружок был. Потом камеры рассыпались, и дело благополучно скончалось. Как все на этом свете…

– Я возьму несколько штучек, а? Мы… с одним товарищем кино снимаем камерой "Экран". А пленки нигде нету…

– Да забирай всю! В порядке компенсации за контузию. Смотри только, тут срок годности кончился.

– Ничего, сойдет!

Из вчерашних разговоров с Олей Федя знал, что она уже снимала на просроченную пленку и получалось вполне прилично…

В двух упаковках было по двадцать катушек. Богатство! Федя уложил коробки на дно сумки, под продуктивный пакет, и решил, что отдаст эту славную добычу Оле не просто так, а как-нибудь по-хитрому, с сюрпризом. Вот она запрыгает!..

Оля обрадовалась, когда он пришел:

– Хорошо, что пораньше! Надо летнюю лабораторию оборудовать. Во дворе маленький гараж есть, от дедушкиного мотоцикла. Мотоцикл давно продали, там сейчас просто кладовка…

Федя уже знал, что Олин дедушка был геологом, профессором. Научные книги писал. И до конца жизни оставался неутомимым путешественником и спортсменом. И умер не от старости и долгих немощей, а от жестокого, скоротечного воспаления легких, которое подхватил в поездке где-то на севере… В прихожей, рядом с большим зеркалом в бронзовой раме и старым телефоном, висела полка, и на ней поблескивали друзы хрусталя и какие-то золотистые минералы – из коллекции деда…

Феде вдруг показалось, что в этой прихожей с желтым светом фарфоровых рожков на стене, с оленьими рогами и гнутой вешалкой он бывал тыщу раз, а вовсе не вчера оказался здесь впервые. И девчонку эту с зелеными капельками-сережками и забинтованным локтем знает с детсадовских времен.

– Ольга, – заявил он по-свойски. – С гаражом – это после. Заряжай камеру, и пошли.

– Куда?

– К одной бабушке-старушке. Я ей пакет тащу от учителей, она живет на двенадцатом этаже. Где новые дома за стадионом. Можно будет с верхотуры из окна панораму города снять. Помнишь, ты вчера говорила, что нужна панорама?

…Да, вчера говорили и про это. И еще много про чего. И Федя явился домой не через час, а через два с половиной, за что и поимел крупное внушение. Отец даже сказал задумчиво:

– Девочки – это хорошо, но не посидеть ли тебе, голубчик, денька три дома, чтобы ты мог обдумать, как плохо трепать родителям нервы?

– Не посидеть! – взвыл Федя. Торопливо и жалобно заобъяснял, что никак это нельзя, потому что, во-первых, все равно в школе еще практика, во-вторых, он обещал помочь Оле в съемках, а в-третьих, изматывать нервы любимым родителям он никогда больше не будет, а будет их, родителей, всячески почитать и слушаться до собственной старости.