Синие линзы - [7]

— Джим… Джим, дорогой.

— Да?

Какое счастье услышать так хорошо знакомый, родной голос. У Мады сразу стало легче на душе. Она прилегла на кровать, прижимая трубку к уху.

— Милый, когда ты сможешь приехать?

— Боюсь, только вечером. Не день, а сплошной ад, одно за другим без передышки. Ну, как оно прошло? Все в порядке?

— Не совсем.

— Что ты имеешь в виду? Ты не видишь? Гривз ничего тебе не напортил?

Как она могла объяснить, что с ней случилось? По телефону это прозвучало бы так глупо.

— Нет, я вижу. Прекрасно вижу. Просто… просто все сестры похожи на животных. И Гривз тоже. Он фокстерьер. Один из этих маленьких Джеков Расселлов, с которыми травят лис.

— О чем, ради всего святого, ты толкуешь?

В то же самое время он говорил что-то секретарше, что-то о деловой встрече, и по его тону Маде Уэст стало ясно, что он очень, очень занят, и она выбрала самый неподходящий момент, чтобы ему позвонить.

— Что ты имеешь в виду, какой Джек Расселл? — повторил Джим.

Мада Уэст поняла, что все бесполезно. Надо ждать, пока он не приедет. Тогда она попытается все ему рассказать, и он сам разберется, что за этим стоит.

— Неважно, — сказала она. — Поговорим потом.

— Мне очень жаль, — сказал он, — но я правда страшно спешу. Если линзы тебе не помогают, скажи кому-нибудь. Сестрам, старшей сестре.

— Хорошо, — пообещала она, — хорошо.

И дала отбой. Положила трубку. Взяла журнал, верно оставленный в один из вечеров самим Джимом. С радостью увидела, что ей не больно читать. И что синие линзы ничего не меняют — мужчины и женщины на фотографиях были нормальными, такими, как всегда. Свадебные группы, приемы, дебютантки — все было привычным. Лишь здесь, в лечебнице, и на улице, снаружи, люди выглядели иначе. Было уже далеко за полдень, когда в палату зашла старшая сестра, чтобы побеседовать с ней. Мада узнала ее по форменному платью. Овечья голова старшей сестры уже не удивила ее — это было неизбежно.

— Надеюсь, вы всем у нас довольны, миссис Уэст?

Мягкий вопросительный голос. Намек на блеяние.

— Да, спасибо.

Мада Уэст была настороже. Сердить старшую сестру было неразумно. Даже если это действительно колоссальный заговор, лучше не восстанавливать ее против себя.

— Линзы сидят хорошо?

— Превосходно.

— Я очень рада. Операция была тяжелая, и вы так мужественно вели себя все это время, так терпеливо ждали.

Вот-вот, подумала пациентка. Умасливает меня. Тоже входит в игру, надо полагать.

— Еще несколько дней, сказал мистер Гривз, и вам заменят эти линзы на постоянные.

— Да, так он и мне сказал.

— Жалко, что не видишь всего в цвете, верно?

— Пока что я этому рада.

Ответ сорвался у нее с губ, прежде чем она успела сдержаться. Старшая сестра разгладила платье. Если бы ты только знала, как выглядишь сейчас с этой тесьмой под подбородком, ты бы меня поняла, подумала пациентка.

— Миссис Уэст… — Старшей сестре было явно не по себе, и она отвернула свою овечью голову от женщины в постели. — Миссис Уэст, я надеюсь, вы не обидитесь на мои слова… но… но сестры в нашей лечебнице превосходно справляются со своим делом, и мы гордимся ими. Они работают по многу часов, как вы знаете, и высмеивать их не очень деликатно с вашей стороны, хотя я уверена, вы просто хотели пошутить.

Бе-е… бе-е… Блей себе на здоровье. Мада Уэст сжала губы.

— Это вы насчет того, что я назвала сестру Суитинг кошечкой?

— Я не знаю, как вы назвали ее, миссис Уэст, но это очень ее расстроило. Она пришла ко мне чуть не плача.

Вернее, фыркая от злости. Фыркая и выпуская когти. Ее умелые руки на самом деле кошачьи лапки.

— Это больше не повторится.

Мада твердо решила ничего больше не говорить. Она не была ни в чем виновата. Она не просила вставлять ей линзы, уродующие людей, ей ни к чему обман и притворство.

— Должно быть, очень трудно, — перевела она разговор, — содержать такую лечебницу.

— О да, — сказала старшая сестра. Сказала овца. — Нам удается добиться успеха только благодаря великолепному персоналу и содействию пациентов.

Слова были сказаны с целью уколоть пациентку. Даже овца может лягнуть.

— Сестра, — сказала Мада Уэст, — давайте не будем препираться друг с другом. Какова цель этого всего?

— Цель чего, миссис Уэст?

— Этого маскарада. Этого шутовства.

Ну вот, все произнесено вслух. Чтобы подкрепить свои слова, она указала на голову старшей сестры:

— Почему вы выбрали именно эту внешность? Это даже не смешно.

Наступило молчание. Старшая сестра, хотевшая было сесть, чтобы продолжить беседу, переменила намерение и медленно направилась к дверям.

— Все мы, получившие квалификацию в больнице святой Хильды, гордимся нашей эмблемой, — сказала она. — Надеюсь, когда вы покинете нас через несколько дней, миссис Уэст, вы будете вспоминать о нас с большей снисходительностью, чем сейчас.

И она вышла из комнаты. Мада Уэст снова взяла в руки отброшенный журнал, но читать его было скучно. Она прикрыла глаза. Снова открыла. Закрыла опять. Если бы стул превратился в гриб, а стол — в стог сена, можно было бы винить линзы. Почему меняются только люди? Что с ними не в порядке? Она не открыла глаза и тогда, когда ей принесли чай; а когда любезный голос произнес: «Вам цветы, миссис Уэст», — ждала, пока говорившая не выйдет из комнаты. Гвоздики. От Джима. На карточке было написано: «Приободрись. Мы не так плохи, как кажемся».