Синие глаза (рассказы) - [37]

— Ha эту работу и без меня охотников хоть отбавляй, — успокоил председателя Петр. — Передай мою долю Дубровскому. Спасибо скажет…

Но кто знает, когда бы еще Петр собрался поехать на шахту — всегда найдутся — неотложные дела дома, появится недомогание, одолеет лень, — если бы не очередной домашний конфликт.

Вечером Петр намеревался побывать в филармонии, где местный симфонический оркестр и приехавшая в Донбасс на гастроли капелла «Думка» исполняли «Реквием» Моцарта. Однако жена наотрез отказалась идти на концерт.

— Я думаю, мы как-нибудь проживем, не послушав «Лакримозы», — хладнокровно реагировала она на предложение Петра провести вечер в концертном зале. — У нас дома своих слез и рыданий может быть достаточно, — она засмеялась, видимо, довольная своей остротой. — И главное — звонила Мациевская, они приглашают нас на вечер к себе…

— Ну, как знаешь. Если ты не хочешь идти в филармонию, то к Мациевским и подавно идти не стоит. Осточертела мне эта компания, где каждый из шкуры вон лезет, чтобы перещеголять остальных в остроумии. И вообще, мне давно пора заняться настоящим делом. Сколько месяцев вот все никак не выберусь на шахту. Так я сегодня и отправлюсь туда на неделю-две.

— Великолепно! А что тебе скажут в товариществе?

— Я договорился.

— Как это? А заказ?

— Дубровский перехватил… — соврал Петр. И для большей убедительности добавил: — Разве за ним поспеешь? Он из горла вырвет.

Жена, разумеется, долго не простила бы ему добровольного отказа от выгодной работы. Сейчас же она только с сокрушенным видом покачала головой. Говорить о том, что он никогда не умеет постоять за свои интересы, что он совершенно не думает о семье, она на этот раз даже не сочла нужным. Надо было успеть прогладить платье, привести в порядок прическу и отправляться в гости…

Злой и решительный, Петр собрал этюдник, рассовал по карманам деньги и документы и отправился на автобусную станцию. У окошечка кассы он несколько поостыл. А стоит ли ехать в такое время? Сегодня на шахте уже вряд ли кого застанешь. Придется без всякого дела болтаться в незнакомом поселке, где-то устраиваться на ночлег. Не лучше ли протеста время в городе и спокойно выспаться дома?

Секундное оцепенение Петра прервал недовольный женский голос:

— Куда вам?

Петр вздрогнул, как от толчка, поспешно сунул в окошечко деньги и назвал «Балку-Глубокую».

* * *

За окном потрепанного, покорно трясущегося на выбоинах автобуса медленно вращался обесцвеченный, как это бывает в сумрачные дни ранней весны, пейзаж: тускло-черные пашни; грязно-бурые островки непаханной степи, усеянные редкой выгоревшей прошлогодней травой и камнями; серо-прозрачные полосы снегозащитных лесопосадок; у горизонта расплывчатые серые контуры рабочих поселков, окутанные бледно-лиловой дымкой темные конуса терриконов. Сосед тоже не вызывал особого интереса: не успел автобус отойти от станции, как он задремал, откинувшись на спинку сиденья.

Часа через полтора Петр был на месте. Из столовой — она оказалась рядом с автобусной остановкой — он позвонил на шахту, копер которой виднелся в степи, метрах в четырехстах от окраины поселка. Парторга удалось разыскать по телефону на квартире: тот сказал, что Самсонов болел, но завтра выходит на работу и с утра должен быть на наряде. Он же пообещал позвонить в общежитие, договориться, чтобы Петру там дали койку.

Перекусив и выпив кружку кисловатого пива, Петр направился в общежитие. Комендантша, пожилая женщина в вылинявшем синем халате, привела его в комнату, где стояли покрытый чистой скатертью стол, три стула, платяной шкаф и три аккуратно застеленные кровати.

— Это у нас для приезжих. Можете выбирать любую — больше никого нет.

Было около восьми часов вечера. Петр не привык ложиться так рано и решил сходить во Дворец культуры: его освещенный фасад и массивные колонны, гордо несущие треугольный фронтон, он заметил в конце широкой асфальтированной улицы, когда выходил из столовой.

Однако в очаге культуры, куда он прибрел на огонек, жизнь не кипела, а едва теплилась — и это сразу бросалось в глаза. За дверями многочисленных комнат, отведенных, если судить по табличкам, для занятий различных кружков, стояла тишина. Людно и накурено было в бильярдной, но Петр туда не зашел: играл он на бильярде плохо и поэтому не любил эту игру.

В большом и красивом фойе на втором этаже завывала радиола, несколько пар вяло, без настроения, словно отбывая повинность, шаркали подошвами по втоптанному паркету. Остальные парни и девушки, скучая, сидели и стояли вдоль стен, безучастно наблюдая за танцующими. Многие из них сразу повернулись в сторону Петра, не скрывая своего любопытства.

«Еще бы… Кино сегодня не крутят. Каждый посетитель на виду: как же не обратить внимания на появление незнакомого человека».

Да, делать здесь нечего. Стало совсем тоскливо и нудно. Чтобы как-то убить время, Петр решил зайти в библиотеку. «Часов до десяти полистаю журналы, а там — и спать можно».

Просторный читальный зал был погружен в полумрак. Свет, льющийся из-под темных колпачков настольных ламп, падал на овальные полированные столики и, отражаясь, мягко рассеивался. Красиво драпированные шелковые занавески на высоких окнах были приспущены.