Синие фонари - [19]

Я растерянно посмотрел на нее — выходит, оба мы думали об одном и том же.

— Прекрасная мысль! Этот день мы с тобой всегда будем свято чтить. Так и сделаем.

С удвоенной энергией принялись мы за работу, стремясь как можно быстрее закончить все приготовления. Особенно тщательно продумывали мы программу церемонии открытия. Решили, что она должна быть интересной и необычной. Побольше музыки, песен, игр и поменьше речей.

На следующий день Ашджан подошла ко мне взволнованная, с листком бумаги в руке. На нем были стихи. Гордо приподняв голову, она стала читать их, отчеканивая каждое слово:

О радость моя — Египет! Весь век мне тебя любить.

Не жаль за страну родную и голову мне сложить.

Свободны мы! Не позволим врагам замутить наш Нил.

Позора мы не допустим! В веках нашей славе жить!

Я слушал ее потрясенный:

— Как хорошо!

Откинув со лба прядь волос, она сказала:

— Мне хотелось бы переложить их на музыку иисполнить на нашем празднике. Пусть они станут нашим гимном.

— Конечно! А откуда эти стихи?

— Нашла в бумагах отца. Не знаю даже, кто их написал.

Мы взяли напрокат пианино, пригласили аккомпаниатора и стали разучивать с девочками хоровые песни и танцы.

После занятий Ашджан часто собирала учениц под портретом Вафика в большом зале. Она пела и играла с ними, шутила, ласково расспрашивала, как они живут. Отпуская девочек по домам, дарила каждой пакетик конфет, совсем как это делал ее отец.

Девочки быстро привязались к Ашджан. Они полюбили наши курсы, где неизменно встречали радушный прием, внимание и материнскую ласку.

XXVI

И вот наступил долгожданный день.

Я встал очень рано и поспешил вниз.

Едва я переступил порог зала, где должно было состояться торжество, мне в глаза бросился национальный флаг. Им был задрапирован портрет Вафика, висевший в центре зала. Я понял, что именно это знамя держал в руках мальчик в момент своей смерти. Оно было изорвано и окроплено его кровью.

В дверях появилась Ашджан. Я бросился к ней:

— Дорогая, не надо выставлять напоказ это знамя.

— Почему не надо? — спросила она с вызовом.

— Могут произойти неприятности. Неужели ты сама не понимаешь?

— Какие неприятности?

— Не забывай: обстановка накалена. Если власти узнают, что́ это за знамя, они решат, что мы подстрекаем народ к бунту против Англии!

— Ну и что? Я ничего не боюсь. Пусть знамя осеняет портрет моего сына, как осеняло когда-то его самого… На этом знамени капли его чистой крови. Это все, что мне от него осталось…

Встав против портрета, она, словно в забытьи, вглядывалась в дорогие черты.

Стали прибывать приглашенные. Они приходили группами и в одиночку. Зал быстро заполнился, и торжество началось…

Первым выступил чтец Корана. Затем на сцену под аплодисменты публики поднялись девочки в нарядных платьях и запели наш гимн.

Не успели смолкнуть заключительные слова, как в зале разразилась настоящая овация. Кто-то подхватил мотив, и скоро все собравшиеся дружным хором исполняли впервые услышанную песню.

Я обратился к присутствующим с коротким приветствием и рассказал о целях наших курсов.

На сцене появилась танцевальная группа наших учениц. Они исполнили ритмический танец, вызвавший бурный восторг зрителей. И снова на сцене хор, и зал жадно ловит каждое слово патриотической песни…

Музыка и песни разносились по всему кварталу и привлекали внимание прохожих. Вскоре у наших дверей собралось много народу.

Я увидел, как несколько молодых людей энергично проталкиваются через толпу у двери, стараясь пробраться в зал, и наклонился к Ашджан:

— Надо поставить кого-нибудь у входа, чтобы не пропускали посторонних, иначе не избежать беспорядков!

— Я устроила этот вечер в память моего дорогого сына. И хочу, чтобы возможно больше людей узнало о его гибели. Я считаю, что это важно. Каждый, кто хочет войти и послушать, — мой желанный гость.

Не сводя глаз с портрета, она решительно поднялась на сцену, повернулась к публике и заговорила срывающимся от волнения голосом:

— Я счастлива, что вы собрались здесь. Сегодня — день рождения моего дорогого сына Вафика. Его убили подлые иноземцы, топчущие нашу землю. Этот невинный ребенок поплатился жизнью лишь за то, что нес в руках знамя, вот это знамя, которое осеняет его портрет. На знамени этом капли его чистой крови. Они взывают к вам — вступитесь за свою отчизну, не пожалейте своей крови ради ее свободы!

Из зрительного зала раздался громкий голос:

— Память о маленьком мученике сохранится в веках! Мы будем чтить его как национального героя. Вафик не умер, он жив, он с нами! Смерть палачам и тиранам! Да здравствует родина!

Кто-то ударил по клавишам, и девочки вместе с Ашджан запели:

О радость моя — Египет! Весь век мне тебя любить.

Не жаль за страну родную и голову мне сложить.

Свободны мы! Не позволим врагам замутить наш Нил,

Позора мы не допустим! В веках нашей славе жить!

Зал бешено аплодировал. Песню пришлось повторить. Теперь уже, пели все — дети и взрослые.

Кто-то выкрикнул патриотический лозунг. Послышались проклятия палачам.

Энтузиазм собравшихся все возрастал.

Вдруг с улицы донеслись шум и крики. Раздались выстрелы.

Это английский патруль спешил сюда, чтобы разогнать народ.