Синие дожди - [60]

Ф и л и п п. Видим, что не космонавт… С чем пожаловал?

Т е р е н т ь е в. Не из инспекции, не из надзора, лоцман. Не опасайся. Хотя и служил. Терентьев моя фамилия. (Здоровается со всеми за руку.)

Ф и л и п п. А нам опасаться нечего — все для глазу открыто. Как это ты определил, что я тут главный? Я ведь тебе не докладывался.

Т е р е н т ь е в. Вожак сразу виден. Ни с того ни с сего одного над другим командовать не поставят. Не подкинешь ли, хозяин? К пароходу опоздал. Следующего ждать сутки.

Ф и л и п п. Располагайся. Разрешаю.

Т е р е н т ь е в (кричит). Отчаливай!.. Нанял мальца за папиросы. От горшка два вершка, а уже дым пускает. (Смеется.)

Ф и л и п п (Гране). Угости пассажира, если осталось. Денег за проезд и питание мы не берем.

Т е р е н т ь е в (понимающе). Вот мой вклад в общий котел. (Достает из мешка пол-литра.)

Ф и л и п п. Ну, житуха! Я же говорил, река на промыслы торовата! Мужики, в кучу! Игнат, Мишка!

И г н а т. Хватит, Филипп.

Ф и л и п п. Да ладно ты…

И г н а т. И Мишке не наливай.

М и ш к а. Дядя Игнат, я же совсем трезвый. Да и на свежем воздухе это вроде воды. Не действует.

Ф и л и п п. Теперь до Лисьего переката никакая опасность не угрожает.

И г н а т. Не наливай, сказано. И вообще эту лавочку пора прикрыть. (Терентьеву.) Убери назад.

Терентьев медлит в нерешительности.

(Взял пол-литра и заталкивает в мешок. Подмигнул Мишке.) Прибережем для другого, более подходящего случая.

Т е р е н т ь е в. Это что же?.. Ведь деньги плачены… Не из твоего кармана.

Игнат отдает ему три рубля.

Ну и ну… Дела… (Глянул на Филиппа.) А я-то впрямь подумал, что лоцман — ты.

Филипп замер неподвижно, и только видно, как багровеет его лицо.

Или он при тебе вроде замполита?

Ф и л и п п (Игнату). Дешево хочешь отделаться.

Т е р е н т ь е в. Не печалься, лоцман. Еще одна завалялась.

Ф и л и п п. А ну, еще раз лапу протяни! (Воткнул возле себя топор.)

Т е р е н т ь е в. Э-э! Так тоже нельзя! Лишнее. Перебор. Все неприятности на земле происходят по причине непонимания друг друга. А вот эта штука процесс сближения очень даже ускоряет. Ну-ка, за круглый стол! За круглый стол! Да уважьте отпускника! Не портите мне отдых! Душевно прошу!

Г р а н я. У тебя отпуск, да у нас-то работа.

Т е р е н т ь е в (Игнату). И что это ты без причины на меня бычишься? А? Люди нынче должны жить в любви — таково знамение века.

И г н а т. Уж не секту ли ты приехал к нам организовывать? Не проповедник ли, часом?

Т е р е н т ь е в (захохотал). Вот уж кого презираю так презираю — сектантов разных, трясунов узколобых, навощенные души! Солнце в небе не видят! Но ты угадал. Угадал. Проповедник! Каждый человек проповедник. И каждый в свою веру других обратить старается.

И г н а т. Складно говоришь, да только непонятно, куда клонишь.

Т е р е н т ь е в. Клоню к тому, что не надо человека урезать. Человек-то неповторим и должен при жизни сполна раскрыться. Достичь себя. Потому что другой возможности у него уже не будет. Вот, скажем, он. (Кивает на Филиппа.) Если б его не одергивали да не приструнивали, так он, может, и не плоты бы теперь водил, а что-нибудь поважнее.

Ф и л и п п. Приструнки хватает, более чем достаточно. Существенное говоришь.

Т е р е н т ь е в (Мишке). И у тебя, малый, в душе должен быть собственный уклон! А?

И г н а т. Склоны-уклоны для воды хороши, чтобы вниз катиться. А человеку в гору идти.

Т е р е н т ь е в. Да на горах-то — стылость и лед! Чего мы там не видели?

Ф и л и п п. Вот именно!

И г н а т. В топях лучше?

Т е р е н т ь е в. Так я за середину! За золотую середину! Вот у нас с тобой и наметились точки соприкосновения!.. (Нарезает ножом ветчину.) Закусывайте, не стесняйтесь. Ветчина собственного производства.

М и ш к а. Где это ты такой ножище раздобыл? Ой-ой! И медведя запороть можно.

Т е р е н т ь е в. Немецкий трофей. С войны хранится. В разведке служил.

М и ш к а (разглядывает). Свастика…

Т е р е н т ь е в. Спиливал-спиливал — не начисто. Крупповская сталь. Да леший с ней. На охоте служит исправно. А ты почему, парень, в гимнастерке-то?.. Из армии, так вроде бы рановато.

М и ш к а. Отцовская. Мать в дорогу дала. Не хорошую же одежду трепать.

И г н а т. Как ты сказал?

М и ш к а (смутился). Ну… это я так… Что мне на нее теперь — молиться?

Игнат отошел от костра, неодобрительно покачивая головой.

Т е р е н т ь е в (тихо). Серьезный мужик.

М и ш к а. Он хороший.

С реки доносятся крики.

Г р а н я. Никак, нам! На чем это они плывут?

И г н а т. Где?

Г р а н я. Вон!

И г н а т. На лодке надувной.

Ф и л и п п. Туристы.

Г р а н я. Неужели она такую осадку имеет?.. Да они же тонут! Ей-богу, тонут!

Бегут с криками: «Э-гей! Гребите сюда!» — «Чалку ловите! Чалку!..» У костра остается только Терентьев. Он ест и спокойно наблюдает за суетой на плоту. Все возвращаются. С ними молодой  м у ж ч и н а, в очках, с изрядно заросшими щеками, и  д е в у ш к а. В а л е р и й  и  Н е л л и. Они в брюках и непромокаемых куртках.

В а л е р и й. Спасибо, товарищи!

И г н а т (вносит тяжелые рюкзаки). Чего уж там…

Н е л л и. Ура! Спасены! (Высоко взметнула руки.)

Ф и л и п п. Что, укол-прокол?

В а л е р и й. Да, возле клапана.