Синица на ладони - [3]

– Вот тебе и деревня… А? Видел таких в городе? В стюардессы без конкурса возьмут, – сказал громко, с расчетом, чтобы услышала девушка.

Но она даже не глянула в сторону парней.

– Чем болтать – помог бы, – шепнул Матвей и подмигнул. – Ну? Давай, Серега.

Сергей метнулся к девушке.

– Прошу, – сказал он, дурашливо взмахнув рукой, и, присев, подхватил с земли ведро зубами.

Дмитрий, Матвей и Вовка ударили в ладоши.

Девушка равнодушно глянула на гогочущую компанию, пожала худенькими плечами и пошла в сторону леса. Сергей взял ведро в правую руку и поспешил следом.

– А почему бы и не помочь? – сказал он, поравнявшись с девушкой. – Такой красивой надо беречь руки… Такими руками только на арфе играть… Музыкальные они у тебя, хоть что говори… – Он заглядывал девушке в лицо и не встречал ответного взгляда. – Звать-то тебя как? Меня – Сергей… Звать, говорю, как?

Молчит девушка. Лишь иногда блеснет и погаснет веселая искорка в ее грустных глазах.

– А-а-а… – Сергей остановился. – У тебя, наверное, зубы болят. А я-то думаю: зачем платком обмоталась?.. Ты что – живешь там? – кивнул в сторону леса.

Девушка медленно закрыла и открыла глаза, легонько наклонив голову. Парень мог поклясться, что видел под платком улыбку.

Девушка скинула платок, обвязала его вокруг шеи и улыбнулась.

«Может, она с „вальтами"?» – стушевался Сергей и вмиг сделался серьезным; он начал озираться по сторонам, искать повод, чтобы повернуть назад, к ребятам. Только кому нужен повод? Зачем? Кто осудить может за поспешное бегство?.. А девушка смотрела на парня и беззвучно хохотала, прикрывая рот узенькой ладошкой. Копна русых волос блестела на солнце.

– Слушай, мать, перестань кривляться. Чего ржешь? Можно подумать, что я навязываюсь тебе. Да у меня, если хочешь знать…

Сергей не договорил. Он вдруг заметил, что девушка и не смеется вовсе, а скорее плачет… Она не прикрывается ладошкой, а вытирает ею слезы. Плачет?! Первым желанием Сергея было успокоить девушку, прижать к себе и погладить по нечесаным, спутавшимся волосам, извиниться – может, она хорошо воспитана и не привыкла к таким знакомствам, – покаяться. Но ему стало жутко от мысли, что она не в своем уме.

– Извини, мать… Мало ли? – сказал Сергей, ставя ведро у ног девушки. – Прощевай, мать.

И бегом назад, к ребятам.

«Черт меня дернул увязаться за ней». Сергей оглянулся – девушка уже вошла в лес, тропинка пуста.

Возле колодца Вовка и Дмитрий играли в футбол.

– А Матвей где? – спросил Сергей. Ведь надо что-то спросить.

– Его тетя Клава попросила печь посмотреть. Отремонтировать надо. У деда Васи глаза от дыма все время плачут.

– Познакомился? – спросил Дмитрий и толкнул мяч ногой Вовке.

– Дикая, – буркнул Сергей. – Как эту тетю зовут? – спросил у Вовки.

– Которая в платке?

Вовка отпаснул мяч Дмитрию, сделал жест рукой, словно бинтовал голову, и прошептал:

– Тетя Лена?.. Она пуганая.

«Так и знал, – подумал Сергей. – Пыльным мешком из-за угла».

– Это как понять? – удивился Дмитрий.

– Говорить не умеет и не слышит. Папка ее напугал.

– А ты откуда знаешь?

– Мама рассказывала.

– Так она что? Глухонемая? – Сергей облегченно вздохнул.

– Выходит, так, – подтвердил Дмитрий. – Вот тебе и «дикая».

– Значит, глухонемая, а я-то, дурак…

– Дядя Сережа, а почему вас «шабашниками» зовут?

– «Шабашниками»?.. Деньги зарабатываем, много денег, но и работаем… Может, поэтому? А может, потому, что летом любим вот в таких Красавках работать. В городе есть такой воздух?

– В городе ребят больше, а тут и поиграть не с кем. А вы завтра еще придете? Я мяч принесу.

– Кто ж за нас гараж будет строить? А, Вовка?.. Старый-то видел какой? Дырка на дырке и дыркой погоняет. Вот в следующее воскресенье – пожалуйста.

– А это скоро?

– Через неделю.

– А это много дней?

Матвей осмотрел печь, подергал задвижки, понюхал, пощупал – понял:

– Коллектор засорился, вот этот, – постучал указательным пальцем по тыльной стороне печи. – Чистить надо.

– А вы бы не могли? Я заплачу за работу.

– Клавуся, ну что ты говоришь? Глина есть?

– Найдем. Много надо?

– Две хорошие горсти, и залей водой. А мне дай пока молоток и нож. Наверное, лет десять не чистили?

– Может, и больше.

Высокий парень Матвей, широкоплечий, лицо – батон с изюмом – вытянутое и в больших черных родинках. Нравилось Клавуське смотреть, как он работает. Руки ловкие, крепкие, в аккурат для работы изготовлены.

– Спасибо тебе… Прямо и не знаю… И быстро-то как!

Поливала Клавуська водой из алюминиевой кружки Матвееву спину, глядя на перекатывающиеся под темной кожей мышцы. Не удержалась и погладила парня по загривку, словно смахнула что-то.

– Шустро у тебя получается, – сказала она, вздохнув. – Прямо и не знаю, чем тебя отблагодарить. Водку пить будешь? Или деньгами мо… Ой!.. Что ты… Дед увидит. Ручищи-то у тебя… Да пусти же ты, пусти. Давай хоть в избу зайдем – люди увидят.

Страшно ночью в Волчьей пади. Сюда и днем-то не всякий пойти осмелится… Бабка Агафья, похожая на сухой сучок, без всякой боязни шагала с кочки на кочку. Изредка нагибалась, срывала несколько травинок, шептала себе под нос древние, как она сама, слова и дальше топала, и опять нагибалась за травкой, и опять «колдовские» слова… Сама-то ладно – ворожея, но и девушку за собой тащила в столь жуткое место: и кикиморы, говорили, здесь водятся, и лешие, и водяные с русалками. Однако не из пугливых оказалась молодка, след в след за старухой шагала, ни нечисти лесной не пугалась, ни гулких болотных вздохов.