Синица на ладони - [2]

– Чужой ты, – улыбнулся мальчонка, – не красавинский…

Деда с бабкой дома не оказалось. Старики еще работали. Хаты в Красавке не запирались. С превеликим удовольствием выпил настоянного на мяте кваску, натянул новенькие джинсы и пошел прогуляться. Ноги сами принесли на деревенский пляж. Огляделся – никого. Разделся и повалился на горячий песок. «Не обгореть бы, – подумал Николай, чувствуя, как подкатывает сладкая дремота. – Жарища…»

– А мы русалку сейчас вызовем!

Николай открыл глаза и увидел голенастую девчушку в розовых трусиках.

– Вон, город построили. – Она показала пальцем на вылепленные из мокрого песка башенки. Две другие девочки уже устраивали на вершинах башен «волшебные» камешки. Лохматая кривоногая дворняга как могла мешала подружкам.

Николай повернулся на бок и стал наблюдать. Девочки отошли от песчаного города и, придерживая пса, зашептали «тайный» стих.

Зеленое кудрявое облачко поплыло над самой высокой башней, малиновые звездочки опустились на «волшебные» камешки.

Девочки начали нашептывать другой стих…

Зазвенели колокольчики, и зеленоглазая русалка вынырнула из облака…

Завороженные девочки забыли на миг про дворнягу. Метнулся пес, взбрехнул и попытался куснуть русалку за чешуйчатый хвост… и нет города, нет русалки. Гавкает нашкодивший кобель, гоняются за ним девчонки, чтоб наказать, – жаль испорченной сказки.

Три чумазых парня к реке подошли. Сполоснулись. Нехитрую снедь на газетке разложили и пообедали.

– Р-р-р-р. Нга-нга-нга, – сердито взлаивала дворняга, а может, радовалась, расправляясь со шмотком сала, которым разжилась у чумазых парней.

Поздний вечер. Дворняга, разомлевшая от солнца и сала, спала рядом с Николаем. В деревню пригнали стадо.

– Кончай ночевать. – Николай толкнул пса ногой.

– Нга-нга-нга, – ответил пес и, прядая ушами, затрусил в деревню.

Смотрят дед с бабкой на внука – красивый, видный парень – не нарадуются.

– Отдыхай, Коля. Ягоды скоро поспеют. Нонича мно-ого будет. В городе, говорят, цены кусаются. – Бабка присела рядом с внуком. – Как там батька с мамкой? Давно что-то письма от них нет. Может, послать им чего? Мы деньжонок с дедом скопили.

Посмотрел Николай на немудрящую обстановку в горнице: старенький стол, этажерка, кровать с блестящими шарами на гридушках – и вздохнул.

– Вы бы хоть телевизор себе купили, – сказал с укоризной.

– Да ты сгорел! – всплеснула руками бабка. – Нешто ж можно так с нашим солнцем-то?.. Счас я тебя простоквашей.

Солнце утром светит – усидишь ли? Вышел Николай, по двору походил. Порядок везде. Не к чему руки приложить. Все ухожено, прилажено в стариковском хозяйстве. Пацан в соседнем дворе песню поет про Чапаева. Подошел Николай к забору, пацана кликнул: где колхозный гараж – спросил.

– Через мосток и к силосной башне. Спуститесь с бугра и увидите старый гараж. Рядом – новый строится… А ты в футбол со мной поиграй. А? Или с собой возьми… Скучно мне.

В гараже Николай встретил своего дружка. Детство вспомнили. Потом вместе ремонтировали побывавший в аварии «КамАЗ».

– Хорошо хоть водитель живой остался.

– Пьяный был? – спросил Николай.

– В стельку. Под суд хотели… Председатель еле уговорил. Кому работать-то?

– В деревне все пьют… Самогону, наверное, море в каждом дворе? – усмехнулся Николай.

– Головастый ты мужик, – сказал дружок Николаю. – Вот бы к нам, в колхоз. Вижу – руки у тебя из своего места растут и соображение имеется: волокешь в технике. – И внимательно в глаза посмотрел.

Николай отвернулся – и что-то о практике.

– Понимаю. – И не обиделся дружок вовсе.

– Диссертацию надумал писать, – соврал Николай, – а здесь ни библиотек, ни проконсультироваться…

– Я же говорю, головастый ты… А вот мне Бог не дал умишка. Правда, мне и здесь неплохо живется – дом свой, скотина, жена… Только вот рожать не хочет.

Дмитрий проснулся. Открыл глаза, долго смотрел в брезентовый верх палатки.

– Матвей, – толкнул локтем лежащего рядом товарища. – Пошли в футбол играть.

Матвей вспомнил мальчонку в офицерском картузе и женщину, многообещающе смотревшую в его сторону, когда он пил чай на крылечке дома бабки Кулинки после бани.

– Это можно, – сказал Матвей и в свою очередь толкнул спящего рядом Сергея, третьего и последнего члена их шабашной бригады каменщиков, строящих красавинскому колхозу новый гараж.

«Как здорово играть в футбол! – радовался Вовка. – Вон какой ловкий дядя Дима, а гол пропустил!»

– Молодец, Вовка! Настоящий форвард!

«Эх! Кабы папка так!» – подумал Вовка и ударил по мячу, который вдруг чуть не попал в колодец: дядя Матвей успел поймать.

– Может… отдохнем… немножко? – Вовка запыхался. Попробуй побегай так, как он. Три гола забил дяде Диме.

– Тетя Клава недалеко от тебя живет? – Матвей повалился в траву возле колодца, мяч положил под голову.

– Живет, – подтвердил Вовка, устраиваясь на колени к дяде Диме.

– Дети у нее есть? – продолжал любопытствовать Матвей.

– У нее только дедушка Вася есть, а больше никого.

– Это хорошо, – сказал Матвей и прикрыл глаза.

– А что хорошего? Скучно, – возразил Вовка. Ему было очень хорошо на коленях у дяди Димы.

К колодцу подошла девушка: стройные ноги, ладная фигура и… странное лицо. Странное, потому что закутано в светлый платок до самых глаз. Сергей тихо присвистнул и, многозначительно глянув на Дмитрия, сказал: