Синеокая Тиверь - [21]

В одном сомневался князь, не зная, как поступить: посылать ли гонца к князю Добриту, как к старшему в земле Трояновой, уведомлять его об этом или воздержаться. А соседи, хотя бы и уличи? Уверен, они должны знать, что произошло. Они рядом, это горе не только тиверское, но и их поселения может зацепить беда своим черным крылом.

Да, уличей необходимо оповестить, и немедленно, тем более что это сделать просто – пошлет гонца за Днестр, и все, а уж дальше они сами понесут весть от веси к веси. Князя же Добрита пока беспокоить не будет. В Волын, к дулебам, обратится лишь тогда, когда будет точно знать: это не разбой, это война.

Кони давно оседланы и воины в броне. Вон сколько собралось их, хотя здесь мужи только от острога и соседних селений. С ближних земель люди еще не прибыли, оттуда их будет очень много.

Пока воины собирались под стенами, на торжище, пока разбивались на сотни, а сотни объединялись в тысячи, князь Волот призвал воеводу, достойных воинов и советников на совет.

– Мое место в походе, – начал он приглушенно, но довольно твердо. – Черн наш стольный оставляю на воеводу Вепра. Стерегите зорко. Ромеи – коварные супостаты, могут затаиться в дебрях или оврагах и объявиться под стенами, когда рать пойдет в Подунавье. Поэтому заставы не ослабляю. Заприте ворота, наносите на стены камней, приготовьте смоловарни и будьте каждое мгновение готовы к обороне.

– За Черн не печалься, князь, – поспешил заверить Вепр. – Застава выполнит твою волю и, коли нужно будет, выстоит, чего бы это ни стоило.

Оснований для сомнений у князя, признаться, не было. Он хорошо знал: Вепр слов на ветер не бросает. Да и воевода он не просто хороший – замечательный. И на ум остер, и на руку тверд, и в сечу, не колеблясь, пойдет первым. Поэтому князь оставил совет и скоро забыл о нем. Другое его беспокоило: что ждет их в Подунавье? Путь туда проторен и хорошо знаком, не так давно ходили походом ратным – и на Дунай, и за Дунай. Но тогда шли без оглядки: вокруг свои люди и своя земля. Теперь не то. Ромеи, разграбив веси и городища, могли не уйти за Дунай, могли переправить только добычу и пленных, а сами затаились в непроходимых дебрях и ждут, пока пойдет вниз тиверское ополчение и откроет им дорогу для грабежа в тиверских волостях.

Маловероятно это, но все же князь очень осторожен. Шел и оглядывался, посылал разведчиков во все стороны. Это замедляло движение его войска, зато он точно знал, что сделали ромеи около дороги, по которой идет он сам, что творят на пути, ведущем от Дикуши к Пруту.

– В поприще от нас, – доложили разведчики, – сожжено городище. Те, кто остался в нем, говорят, что сожгли минувшей ночью.

– Там кто-то остался?

– Да, больше старики, дети да еще те, кому посчастливилось проскочить в лес и спрятаться.

– Ведите туда. Хочу поговорить с теми, кто видел татей.

– Городище было не такое уж и большое, а осталось от него и того меньше – всего несколько хат, которые стояли на отшибе и поэтому не стали добычей огня.

– Как прозывалось городище? – спросил князь, подъехав.

– Выпал, достойный.

Воистину выпал – одни головешки остались да порубанные тела тех, кто защищал своих детей, свой кров. Видно, не раз уже горело это городище, если его назвали Выпал. А разве нет? Кого только не было здесь, в Подунавье, чьи пути-дороги не пролегали через землю Тиверскую. И всем хотелось погреть руки на пожарищах. Римляне приходили – грели, готы шли – тоже грели. А что же тогда говорить о ромеях?

Поселяне, похоже, не думали о домах. Бродили по пожарищу, искали убитых, сносили их в одно место. Другие собирали по подворьям недогоревшие бревна – все, что осталось от построек, и тоже складывали их в кучу, так, чтоб хорошо горели. На эти недопалки положат тела убитых и предадут их огню.

– Кто видел татей? Можете ли сказать точно: кто они?

– Все видели. Это ромеи.

– И это правда?

– Правдивей и быть не может. Если не веришь, можешь поехать и посмотреть: лежат вон там, на пригорке, где гуляли с вечера парни с девчатами.

Их было пятеро. По оружию, по лицам видно: да, ромеи, и ромеи-воины. Как же это понимать? Между ромеями и антами заключен мир, император при перемирии давал роту: никогда не переступать Дунай, жить, как подобает хорошим соседям. Вся беда в том, что того императора уже нет на ромейском столе, другой правит империей.

Нападавших настигли уже тогда, когда на этой стороне осталась только их меньшая часть. Одно утешение: ромеям, которые прикрывали переправу, не удалось перебраться самим: полегли в сече или были взяты в полон. Хорошего перцу задали ромейскому императору Юстиниану. Теперь можно сказать: «Видишь, кто ходил в Тиверь, опустошал землю, чинил разбой и издевательства? Не какие-то там тати, которых великое множество по обе стороны Дуная, а воины из когорты наместника твоего – Хильбудия».

Идти за Дунай князь Тивери не решился. Он принадлежал к людям осмотрительным и потому поступил расчетливо: послал гонцов в Волын, а сам с ополчением и младшей дружиной стал по Дунаю. Мыслил так себе: ромеи свое взяли и второй раз не сунутся. Пока гонцы будут гнать коней в Волын, пока князь Добрит надумает и решится на что-то, он, Волот, воспользуется присутствием ополчения и отремонтирует, а где заново отстроит людям веси и городища. В гневе на ромеев принял решение: нельзя оставлять южные границы земли Тиверской без защиты, пришло время сооружать по Дунаю сторожевые вежи, а может, и не вежи, а также, как у ромеев, крепости. Заслонить ими всю землю не заслонишь, а задержать продвижение супостатов они все-таки смогут и вовремя подадут сигнал земле Тиверской. А это уже половина дела.