Синельников и ремонт - [7]

Возможно, кто-то скажет: что-то все это уж очень просто быстро. Что ж, может быть, и так. Но сложно и долго в моей жизни уже бывало, и не раз. Со все­ми протокольными прелюдиями. Кончилось очень плохо. Отзвонив больше по­ловины четвертого десятка, начинаешь понимать нехитрую истину — любовь это такая игра, в которой компьютер ничем не лучше орлянки.

Не знаю, во сколько проснулся утром. Ее невероятная грива, рассыпанная в полном беспорядке, занимала едва ли не четверть постели, и солнечный луч, проникший из-за полуприкрытых ставней, делил волосы на две полови­ны — темно-каштановые в тени и откровенно медно-красные на свету. Мел­лина спала, обняв руками подушку, и из мешанины простыней выступала лишь узкая спина с пунктиром позвонков и, как сказал поэт, бледные холмы ягодиц. Под моим взглядом ведущая колдунья графства проснулась, потяну­лась, достав до меня кончиками пальцев, и вдруг ее глаза наполнились ужа­сом. Ах, черт. Невозможно привыкнуть к этим глазам.

— Боже мой, — сказала она. — Ты уедешь. Совсем уедешь. Как только кон­чится этот твой проклятый ремонт.

— Нет, леди Меллина, — ответил я. — Я не сумасшедший. Не хочу ни стре­ляться, ни умирать от тоски. Ничего такого. Пока ты меня любишь, я никуда не денусь, а если придется уезжать, возьму тебя с собой.

— Ты меня любишь?

— Да. Я всегда тебя любил. Просто раньше не встретил.

Говорить правду легко и приятно — что да, то да.

Она немедленно уселась на меня верхом. Ее дивный бюст навис надо мной как пара свежеиспеченных сказочных хлебов.

— Если ты меня обманываешь, Уолтер, то разрешаю тебе сразу же меня убить. Нельзя дать человеку счастье, а потом отнять.

— Дорогая, и я думаю точно так же. Теперь и ты мне ответь на один очень серьезный вопрос — как у нас насчет завтрака?

Моя ненаглядная немедленно развеселилась и бойко заскакала по хозяй­ству. Что делать, невозможно на этом свете жить одной любовью. Не получа­ется. Спешно перекусив, ибо солнце подбиралось к полудню, и расцеловав­шись так, будто отправлялся не на ремонт, а на войну, я помчался обратно в Дом, ломая голову над тем, что сейчас поделывает мэтр Нико. Проезжая че­рез деревню (на сей раз пришлось гнать напрямик) и вежливо раскланива­ясь, я наслушался разных речей вроде «С возвращением, сэр Генри», или «Смотри-ка, у Генри новая сабля!», и так далее. У самого Входа обнаружи­лась телега с задранными оглоблями, а среди кустов паслись два пятнистых мохноногих першерона. Без всяких подсказок я понял, что это и есть «ло­шадки» моего резчика. Похоже, по милому деревенскому обычаю он встал никак не позже шести утра.

Проведя Ланселота через портал, я намотал повод на балюстраду, кликнул Германа и поспешил в гостиную. Так и есть. Угнездившись на стремянках, там уже орудовали мэтр Нико и двое мальчишек-подмастерьев, смотревшиеся ря­дом с ним, как цыплята рядом с индюком. Я кивнул ему, он кивнул мне, вид его не располагал к предложению помощи, и я направился в библиотеку — освобо­диться от феодального облачения. Появился Патрик и, пока я сматывал с себя знамя сто шестнадцатого драгунского полка, сообщил, что дугласы уехали на

Волчий хутор, но вода уже пошла, и население отмывает ванны, что кровельщи­ки обещали к вечеру закончить, а от вакуумных окон пока ни слуху, ни духу.

Я лазил на потолок в гостиной и на чердак, самолично орудовал хоппером в нижней галерее, а к обеду явилась Меллина, на сей раз в джинсах и рубашке с за­катанными рукавами, сосредоточенно неся на вытянутых руках какой-то необык­новенный пирог. Пожаловать во владения Бетси с какой-либо кулинарной про­дукцией — риск отчаянный, но выяснилось, что испугался я напрасно, дамы ока­зались старыми знакомыми, трогательно поцеловались, заговорили о кухонных тонкостях, и вообще появление моей колдуньи было воспринято как должное.

За обедом — демократическим, за одним столом — зашла речь о том, куда убирать банки, бочки и прочий ремонтный хлам, учитывая, что мусорщики раньше среды не приедут. Дугласовские водопроводчики так прямо и заявили, возмущалась Бетси, что вывоз грязи — не их работа, и все, что не удалось выгрести из продолбленной стены, так и залили своим ПВХ.

— Малый подвал освободился, — заметил Патрик.

Малый Подвал... А Большой? В Большой-то я даже не заглянул!

— Патрик, я должен осмотреть и подвал. Герман, принеси мне, себе и Патри­ку фонари — те, здоровые. Свет там, как я помню, что есть, что нет. Меллина, пойдешь с нами?

Моя бы воля, я вообще не снимал бы руки с ее талии. Разумеется, она пошла.

Вход в Большой Подвал — это просто каменная лестница в каменном полу Г-образной нижней галереи, а сам Подвал — довольно обширный, хотя и невы­сокий зал, озаряемый единственной подслеповатой лампочкой. Все, для чего это пространство использовалось когда-то, и сами следы этого использова­ния — все давно оставило эти стены.

— Так, а это еще, черт возьми, что такое?

У внутренней стены, задвинутые под самые уступы арок, стояли четыре сун­дука, в каждом из которых запросто, например, могли переночевать двое людей нормального роста.

— Это оружейная коллекция сэра Генри, — объяснил Патрик. — Ранее она помещалась в нижней галерее и не была разобрана после норфолкской выстав­ки в связи с отъездом Хозяина.