Синее окно Феокрита - [6]

– Нет. Это происходит в двадцать втором веке.

– Но двадцать второй век еще не наступил. Сейчас только двадцатый.

– Не спорю. Двадцатый. Но я-то жил в двадцать втором.

– Этого не могло быть, – сказала Тоня.

– – Могло, – возразил я.

– Ну вот видишь. Ты сам не уверен в том, о чем сейчас говоришь. Но мне так хотелось поверить в то, что ты из двадцать второго века.

– Почему?

– Потому что это невозможно.

– А ты все-таки поверь.

– Не могу.

– Почему?

– Не знаю. Я слишком взрослая, чтобы верить в сказки.

– А ты все-таки поверь. Я тебя очень прошу. Она посмотрела на меня, ища в выражении моего лица ответ на волновавшие ее чувства.

– Ты очень странный человек, – сказала она тихо, – очень странный. И это было бы понятно, если бы ты был лилипут, у которого вместе с ростом остановилось и сознание. Но ты не лилипут, не уродец-карлик. Ты отрок. Такие стройные отроки жили только в Древней Руси. Зачем же ты хочешь уверить меня, что ты из двадцать второго века?

– Потому что это истина. Один философ сказал про истину, что она начинает свою жизнь как парадокс, а заканчивает как трюизм. Это трюизм, но я действительно из двадцать второго века.

– А как ты попал сюда, к нам?

– Через дверь. Через дверь в прошлое.

– А что это за дверь? Где она?

– У нас, в двадцать втором веке. В нашей школе. Но мы пользуемся ею только на уроках истории. Историк забирает нас и ведет в тот исторический период. который значится в школьной программе. Недавно наш класс побывал у хана Батыя. На очереди – Иван Грозный, Карл Двенадцатый, Екатерина Вторая и премьер Великобритании Уинстон Черчилль.

– А кто такой этот Черчилль? Мы его не проходили.

– Будете проходить позже. Когда он станет премьером. А пока он еще не стал и не вошел в историю. У вас история намного короче. Но зато мы можем, если захотим, встретиться с любым историческим лицом.

– Это очень интересно.

– Да. Но наш учитель начинает заикаться от робости. И вступает в спор. А с таким, как Иван Грозный, в спор вступать довольно опасно. Как ты думаешь?

– Думаю, что ты прав.

Она рассмеялась:

– Ты заговорил меня, и я почти поверила в твою дверь и в то, что ты из двадцать второго века. Но это, к сожалению, невозможно.

– Я тебе докажу, что это возможно.

– Когда?

– Не сейчас. А когда будем возвращаться в свое столетие. Мы исчезнем – и навсегда.

– Навсегда? – спросила она.

– Да, навсегда. Так уж устроена школьная программа. То, что мы прошли, мы уже не повторяем.

– И тебе не захочется повторить? – спросила она с грустью.

– Что повторить?

– Ну, этот урок, который длится сейчас.

– Мне очень хотелось бы, чтобы этот урок никогда не кончился. Но вечных уроков не бывает. Все кончится, и мы вернемся в свой век, в свою школу, к своим учителям, к своим родителям и к своим обязанностям.

– Ты вернешься, а я? Я останусь здесь? В своем веке?

– Да. У вас нет таких дверей, как у нас. Еще не изобрели. Изобретут не скоро. Через два столетия.

– А я не верю. Я не верю, что когда-нибудь изобретут такую странную, удивительную дверь. У нас много дверей. И все они очень обыкновенные. За этими дверями нет ничего незнакомого. Откроешь их – и увидишь то, что видела вчера и увижу завтра. А у вас разве не так?

– Тоже так. Но эти двери совсем другие. Они в прошлое. Но не думай, что они такие надежные. Иногда они могут подвести.

– А ты не боишься, что они подведут в этот раз и ты застрянешь у нас, в нашем городке?

– Не знаю. Все может быть. Тогда я каждый день буду видеться с тобой.

– Каждый день – это слишком часто. Мы будем встречаться через день или два.

Мы стали назначать друг другу свидания и писать записки, оставляя их в дупле огромной ветвистой ивы, растущей на берегу возле дома, где жила Тоня.

Когда мы встречались, Тоня говорила:

– Урок продолжается…

– Какой урок?

– Урок истории. Ты же попал ко мне через дверь в прошлое. Ты из двадцать второго века, а я из двадцатого. Знаешь, ум мой не верит, а мои чувства говорят, что это правда. Мои чувства говорят, что урок скоро кончится и ты исчезнешь. Не исчезай, Феокрит. Я тебя прошу.

– Я бы охотно остался, – сказал я, – но наш учитель… Он не имеет права вернуться без меня. А мне не хочется его подводить. Он добродушный малый, хотя и заикается иногда. Когда мы были у мистера Клемен-са, который называл себя Марком Твеном, наш историк так растерялся, что не мог своими словами пересказать содержание «Янки при дворе короля Артура». Марк Твен нас высмеял, а потом выпроводил как непрошеных гостей.

– А как вы попали к Марку Твену? Он ведь давно умер.

– Но ведь ты тоже умерла, – выпалил я, – а тем не менее мы с тобой говорим и даже смеемся.

Я спохватился и пожалел о том, что сказал, но было уже поздно.

– Я умерла? – спросила Тоня. – Когда я умерла?

– Через много лет, – ответил я растерянно. – Впрочем, я этого не знаю и говорю только предполагая. Ты проживешь, наверное, очень долго. Но до двадцать второго века тебе все-таки не дожить. А я пришел к тебе оттуда.

– Значит, я умерла?

– Нет, ты жива, жива! И нет на всем белом свете девочки более живой, чем ты. Ты живее всех, кто жил, живет и будет жить. Честное слово.

– Верю! Верю! – сказала Тоня. – Но поговорим о чем-нибудь другом, более веселом, а не о смерти. Так Марк Твен выпроводил вас?