Синдзи-кун и пять стадий принятия - [104]

Наконец, Ворчун поднимается на последнюю ступеньку и разражается темными молниями, поражая людей на вершине. Люди падают, а в огромной темной дыре прямо над вершиной храма ворочает массивной головой Темный Хозяин. Голова громадна и только одна голова размером со всю Сакуру. Какой страшный, думает она и тут же поправляется — не страшный, а особенный, специальный, так Юки велит говорить.

— Во имя святой и прекрасной Неназываемой! — кричит Ворчун и запускает руку в свою мантию. Сакура напрягается, готовая сделать шаг.

— Ты не пройдешь, Демон! — Ворчун вынимает руку из-под мантии и замахивается. Сакура готова, ее тело подрагивает от нетерпения.

— Узри же мощь застывших капель святой воды Ордена Трилистника! — кричит Ворчун и с размаху кидает горсть конфеток прямо в морду Темного Хозяина. Сакура мгновенно делает несколько шагов, подбирая конфетки на лету и сразу же шагает домой с полными горстями. Сегодня Ворчун расстарался — так много его конфет сразу Сакура и не видела никогда. Она шагнула к своей вазе, счастливо улыбаясь и предвкушая, как ссыплет конфетки в вазу, как растянется на кровати и включит телевизор. Сегодня вечером опять покажут музыкальное шоу с Верни Айни, а Верни — ее любимая ведущая.

Сзади что-то хрустнуло и раздался грохот. Сакура развернулась на звук и огорченно поджала губы. Ее кровать рухнула на пол, не выдержав тяжести головы Темного Хозяина, аккуратно отрезанной по самую шею ее шагом. Голова валяется на сломанной кровати, глупо выпучивая огромные глаза. Сакура прикинула на глаз, что эта дурацкая голова занимает теперь у нее полкомнаты. И спать теперь ей не на чем. Она вздохнула и задумалась. В прошлый раз, когда она хотела ночевать с Питером, какая-то женщина, которая уже была в его кровати и довольно энергично прыгала на нем — она обозвала его педофилом и ушла, а Питер потом был мрачный, пусть и постелил ей на диване. У Юки негде спать, и там очень холодно. Днем прижиматься к Юки хорошо, прохладно, а ночью она замерзнет. Можно переночевать у Старика в хижине, или у Бессмертного, у Нытика, или даже у Шептуньи. Но у Старика в хижине дурно пахнет козьим сыром, к Нытику она больше не хотела, а Шептунья очень поздно ложится.

Остается только Бессмертный. Она вздохнула, взяла вазу с конфетами, свой неизменный ниндзя-то и шагнула к Бессмертному. Она знала, что он не любит, когда его пугают и потому предупредила о себе, позвонив в дверь. Как только он подошел к двери — шагнула ему за спину с легким хлопком, когда не убираешь предварительно воздух и тот смешно хлопает.

— Добрый вечер. — поклонилась она, подождав, пока я Бессмертный повернется к ней: — я поживу у тебя, ладно?

Глава 33

Глава 33

Зазвенел будильник. Я проснулся и попытался нашарить его, чтобы отключить, но не нашел. Вместо этого в моей руке почему-то оказался тапок. Я поднял голову и некоторое время смотрел на тапок, пытаясь осознать, почему я держу тапок, а не будильник и почему я вообще сплю на полу. Звонок повторился. Телефон, а не будильник. Я встал, и бросил взгляд на будильник, который стоял в изголовье у моей кровати. Будильника не было, а на кровати сладко посапывала Цветущая Сакура в своей пижаме и в обнимку с своей ненаглядной вазой. Вспомнил ее появление у меня вчера вечером и покачал головой. Что-то Нанасэ-онээсан скажет. Самый безболезненный вариант — это поселить ее в старую квартиру, но там бардак и мебели совсем нет. Наверное, будет лучше сходить сегодня в ее общежитие и устранить «неприятности» из-за которых она не может там жить. Сломала чего, или разлила там.

Звонок повторился. Да, телефон же. Я прошел в прихожую и снял трубку.

— Моси-моси. — говорю я в трубку, поражаясь как привычно вылетает у меня изо рта это смешное выражение. Мосимару-мосимару — значит не слушаю-слушаю, а говорю-говорю. И как обычно — откидываем «мару». Получается даже не моси-моси, а скорее мосьмоси — как то так.

— Ямасита-кун. — раздается голос в трубке и я чувствую, как волоски на моей шее встают дыбом, едва я только услышал первые звуки. Я знаю этот голос. Хотя слышал его в жизни всего один раз. Линда.

— Линда-сан. — отвечаю я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул. Никакой неожиданности, что вы. Каждое утро секретарь и телохранитель (а может заодно и любовница и кухарка и горничная) дядьки Мацумото, Линда-сан звонит мне и будит, дабы я не проспал школу. Она у нас такая заботливая, да. Любит школьников.

— Извини за ранний звонок. — говорит Линда, так, словно бы мы с ней приятели. Что же, в эту игру могут играть двое.

— Нет проблем, Линда-сан. — говорю я и перекладываю трубку к другому уху: — я уже встал. Давненько не виделись, а? Лично я уже соскучился.

— … Я тоже. — с некоторой заминкой прозвучало в трубке. Линда улыбается? Не знаю, но звучит как будто так и есть.

— Видишь? Наши чувства взаимны. Не хочу портить идиллию, но если не считать тонкую невидимую нить, которая связала наши сердца воедино — по какому поводу удостоен столь высокой чести?

— Хм. Секундочку. — в трубке что-то прошуршало, звякнуло и другой голос произнес:

— Синдзи-кун! Рад тебя слышать! — дядька Минору. Какой-то там заместитель департамента промышленности всей Японии. Один из Мацумото. Человек, которому служит Линда со всем своим легионом клонов. Добрый дядька, который при необходимости сотрет вас с лица земли и глазом не моргнет. И спать будет спокойно. В постели сразу с двумя Линдами. Или с пятью.