Sindroma unicuma. Книга 2 - [6]

Мужчина принес пустые упаковки из-под удобрений. Вместе мы перевалили кусты в обрезанные пластиковые коробки и составили в драный пакет, после чего я направилась в шлюз-комнату переодеваться, помахав на прощание новому знакомому. Правду говорят, своя ноша не тянет: ни пять разъедал одной руке, ни сумка с ахтуляриями в другой.

Пришлось пережидать прогорнивший звонок в женском туалете. Надпись про меня и Мэла чудесным образом испарилась, зато на другой кабинке среди наддверной росписи появилось уравнение: «М + И = ЛЮБОВЬ», выведенное красным сигнальным цветом.

Я прохихикалась. Просто и неинтересно — два слагаемых, исход известен. Достану-ка из сумки перо и внесу исправления, написав наобум. В итоге получилось: «М + И + Д =?».

После воздушной волны, отметившей начало перемены, траектория движения пролегла к чердаку. Залезши наверх, я высыпала ахтулярии на тумбовый стол, сложив их аккуратной горкой. На листочке, криво вырванном из тетради, также криво накарябала: «Марату» и для верности придавила бумажку темным плодом. Теперь походим по чердаку и проверим, будет ли видна кучка на столе под разными ракурсами.

Убедившись в прекрасной видимости от люка и от окна, я потащилась ленивой походкой в общепит, не забыв о скарбе с дохлыми растениями. После незапланированного вегетарианского обжорства меня развезло и начало клонить в сон. В столовой было на удивление многолюдно, но столик в углу пустовал, словно заговоренный. Отлично! Подходящий момент, чтобы разложить конспекты и начать работу по общей тории висорики.

— Теснись! — сказали сбоку, и в поле зрения появился Мелёшин с подносом, а с ним Макес и бритый тип, который появился в компании парней перед пожаром в столовой.

Ага, притянули тяжелую артиллерию. Значит, Мэл решил перезнакомить меня со всеми своими друзьями и под шумок исполнить задуманное. А где же Мелёшинская блондинка? Страдает, поди, несварением после праздничного пиршества.

Наверное, я высказала предположение вслух, потому что Мэл уставился на меня, а парни весело закхыкали.

— Не страдает, — сказал Мэл. — Тебя волнует её отсутствие?

— Мне наплевать, — пожала плечами. — Вот, думаю, соберется она покушать с тобой тет-а-тет, пооткровенничать о жаркой новогодней ночи, а тут я под боком сижу.

Сказала, а потом подумала — ну, и смелый же у меня язык! Говорит правду, не боясь.

Мелёшин уставился изумленно, а парни, прикрыв рты, начали давиться смешками.

— Откровения откладываются на неопределенный срок, — ответил Мэл, ухмыльнувшись. — Она готовится к пляжному сезону.

— Ого! — присвистнул Макес. — Очередная диета?

— Правильно, надо начинать сейчас, чтобы к лету довести тощую как палка фигуру до полной прозрачности, — вырвалось у меня. Макес с бритым засмеялись, а Мэл посмурнел.

— Не к лету, а к окончанию сессии, — пояснил снисходительно, — чтобы отметить завершение на южном курорте.

Я почему-то уверилась, что блондинка отправится в чудесное путешествие вместе с Мелёшиным, и не замедлила съязвить:

— Не спалите пятки на горячем песочке, а также нежные части тела и прочие загорательные места.

— Какая заботливая, — протянул Мэл. — И ведь не хотел ехать, а теперь придется, назло некоторым. Так что не беспокойся, пятки не спалим. Как вернемся, расскажу тебе в подробностях о голубом небе, коралловых рифах и большой белой яхте.

— Давай, давай! — раздухарилась я. — Хочу полюбоваться на твой облупленный нос. И надувной круг с собой не забудь! И панамку от солнца!

— Точно! — поднял указательный палец Макес. — Возьми акваланг и ласты.

— И сувениров привези, — вклинился низким голосом бритый товарищ, прожевав кусок отбивной.

— Акулу привезу, — огрызнулся Мелёшин, — чтобы она укоротила язык Папене.

— За что? — я деланно пожала плечами. — Сижу, развлекаю, даю умные советы. Берегись: говорят, на ярком солнце высыхают мозги. Но тебе ссыхание не грозит, потому что твои мозги сморщенные и размером с кулачок.

— Советуешь по-умному, а сама море ни разу не видела, — парировал грубо Мэл. — И вряд ли увидишь. Другие сидят на диете, потому что стремятся к цели, а ты почему не ешь?

— Ну, и лети со своей целеустремленной на все четыре стороны да не забудь ей в карманы мелочи насыпать, а то ненароком сдует, — разозлилась я.

— Ну, и полечу, — повысил голос Мелёшин. — Пора отдохнуть от зудежа и поучений. Тоже мамочка выискалась!

— «Мамочка» спит и видит, чтобы крокодилы утащили тебя на морское дно!

— Крокодилов на море не бывает, — просветил Мэл. — Двоечница.

— Сам шибко умный. Извилины в пружины завились и из ушей торчат!

— У меня-то хоть завиваются, а у тебя одна и та прямая. Крикнешь в ухо, а там эхо гуляет.

— А у тебя!…

Не найдя, что ответить, я гордо развернулась и уставилась в окно.

— Ничего, — успокоил Мелёшин. — И с одной извилиной вполне можно жить.

Буду выше грязной суеты. Не поворачиваясь, я завела руку за спину и показала болтуну неприличный жест.

— Как дети, — вынес вердикт бритый тип.

Остатки обеда протекли в молчании под звяканье столовых приборов и глухой стук тарелок. Я слышала, как парни ушли, и, выждав пару минут, развернулась. Стол опустел, и лишь одинокий Мелёшинский поднос сиял нетронутостью столовского изобилия.