Синдром властного негодяя - [56]

До звонка оставалось не больше минуты и я наскоро переоделась, запихнула спортивную форму в рюкзак и выбежала с платьем в руке, опомнившись только в коридоре. Ничего особенно страшного, на мне была спортивная майка и плотные колготки, да и убежала недалеко, всего-то на пару метров. Случались со мной промахи и посерьезнее.

Но переволновалась все равно страшно.

На пару успела заскочить за секунду до преподавателя, который тактично сделал вид, что не замечает несущейся студентки. И плюхнулась, конечно же, на первую парту, куда спустя минуту подсел Дубровский. Он опоздал и ничуть не стеснялся этого, все в духе нашего принца потока. Будто назло, Ден пристроился рядом, ещё и стул подвинул так, чтобы соприкасаться со мной локтями. Затем написал записку: «У тебя вата к ногам прилипла».

Ха-ха-ха. Очень смешная шутка, как про белую спину, только про вату. Я нахмурилась и попыталась вжаться в стул, чтобы держаться от Дена подальше, а он пожал плечами и близоруко прищурился, разглядывая записи профессора на доске.

Первая половина лекции прошла спокойно, на перемене же я вспомнила, что не позвонила маме и пошла к выходу с телефоном в руках. Тогда-то и услышала смех Ганина:

— Глядите, все нормальные девки вату в лифчики подкладывают, а Сорока — в трусы!

Я обернулась и в самом деле заметила прилипшую к колготкам вату. Наверное, забыла ее на стуле, когда делала бабушке компресс, а потом нечаянно села. Ничего особенно страшного, немного прилипших волокон, таких заметных на темном фоне. Я попыталась их быстро стереть, но было поздно: почти все, кто был в аудитории уже заметили мой конфуз и теперь похихикивали, а некоторые смеялись и в открытую.

— А что? Бывают бабы надувные, а Сорока у нас — набивная! Наверное и с шариками-антистресс в нужных местах. Сборная такая модель: продается один скелет, а потом уже по желанию добавляет объем в нужные места. Это Сорока для Дубровского расстаралась, мы-то привыкли к ее дистрофичности.

Он говорил и говорил, как стендапер на выступлении, а поток смеялся над его словами. Я же упёрлась спиной в дверь и никак не решалась выйти, прижимая к себе телефон.

Ужасно, но преподаватель тоже улыбался над шутками Ганина: как же набивная женщина, мечта всех мужчин! Только Дубровский оставался убийственно серьёзен. Он подошёл ко мне и резко дернул молнию на платье. Сама не понимаю, почему не сопротивлялась в первый момент, наверное, до последнего верила, что от Дена не нужно ждать неприятностей. Потом попыталась отпихнуть его или ударить, но такую махину не сдвинуть. Ден попросту схватил меня за запястья, дернул молнию и стащил платье.

— Красотка она, ясно? А у тебя такой никогда не будет. Потому что дебил.

А после вывел меня за дверь и уже в коридоре помог натянуть платье, продолжая высказывать:

— Ты отвечать не пробовала? Хоть чем-то? Шутить? Одежду подобрать другую? Тебе девки все завидуют, пацаны слюни пускают, а ты как нарочно…

— И все равно мог бы и не сдергивать платье! Это некрасиво и обидно.

— Угу. Идиотом был. Просто видел до этого, как ты бежишь по коридору и натягиваешь платье поверх лосин и спортивной майки. Еще подумал, какая Сорока бесстыжая, прячет под хламидами свою модельную фигуру. А потом еще молчит, когда оскорбляют. Сейчас, конечно, понимаю, не надо было им показывать. Ганин после этого на тебе зациклился. Ухаживать пытался, а ты все делала вид, что не замечаешь. Как и всех прочих.

Да я и в самом деле не замечала: болезнь бабушки, работа, учеба, потом снова учеба… Это Ганину с Дубровским не нужно было думать ни о чем подобном, могли себе позволить всякие ухаживания. Или драки. Помню, через какое-то время они оба появились в универе с синяками, но комментировать это не стали, зато Ганин после отстал от меня и быстро сошёлся с Иркой.

Ой-ой, если начать думать обо всем этом серьезно, то я предстаю редкостной дурой. Слепой и слабохарактерной. Впрочем, и сейчас такая же.

— У меня шел эксперимент по развитию твоей техники, — я пробормотал через силу. — Он длительный, да.

Ден обнял меня за плечи, наклонился совсем низко и поцеловал в щеку, вроде как безобидно, по-дружески, затем провел губами по нежной коже за ухом. У меня сразу закончился воздух, а конечности одеревенели. Не смогу пошевелиться и отпихнуть его, никогда. Да и не особенно хочу…

— До сих пор идет? — он поцеловал еще раз, уже переходя на шею, но руки не сдвинул.

— Угу. И нет, прекратить не могу, ты же сразу исчезнешь.

Говорить лежа спиной к Дубровскому оказалось неудобно и я повернулась, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.

— А если останусь навсегда? Вдруг пришло время рискнуть, а, Фира? В худшем случае ты просто продолжишь испытывать свою методику.

Он слишком быстро и по-кошачьи плавно передвинулся, чтобы нависнуть надо мной, склонился и поцеловал в губы, постепенно опускаясь все ниже. Я уже почти почувствовала тяжесть его тела, тепло, прикосновения, вспомнила, насколько это приятное чувство, нереальное, как настоящий дурман, подалась навстречу и сразу же замерла от оглушительного скрипа кровати. Кажется, его слышали все, вплоть до первого этажа соседнего подъезда. И сразу же вспомнила, что за стенкой Надя и бегающие девочки.