Синдром властного негодяя - [55]

Денис тоже не захотел уезжать, а на мои попытки выдворить напомнил о договоре, расположился, как у себя дома и бесцеремонно улегся на мою кровать. Еще и разделся до трусов. Пусть не тех самых семейников. Нет. Как жаль, что не до тех самых семейников, тогда бы можно было спать спокойно.

— Ты зачем улёгся?

— Соблазнять тебя буду, — пробурчал он отворачиваясь к стенке. И одеяло на себя натянул, до самого подбородка. А мне оставил только плед.

— Нельзя никак: за стенкой Надя и девочки!

— Это особенная техника соблазнения от Дубровского: ты просто игнорируешь объект, а спустя какое-то время он уже сам на тебя вешается. К тому времени мы уже будем в квартире одни.

Я недоверчиво приподняла бровь, после тоже переоделась в пижаму, максимально длинную и закрытую, затем легла на самый край кровати. Ден не шелохнулся и не подумал поделиться одеялом.

За стенкой же прыгали и повизгивали племяшки, у которых после отбоя просыпалось второе дыхание и подключался дополнительный генератор. А через полчаса запасы энергии заканчивали и начиналось паломничество к холодильнику. Та ещё романтическая обстановка, в общем.

— Знаешь, как-то твоя техника не работает.

Я видела, что Ден не спит: слишком часто ворочался и дышал слишком тихо и поверхностно..

— Работает. Она идеальна, — произнес, но поворачиваться ко мне не стал.

— Не-а.

— Да. В универе же работала.

Здесь я не могла поспорить: в молчаливого и заносчивого, как мне тогда казалось, Дубровского были влюблены многие девушки. И кое-кто из аспиранток. Парочка преподавателей. Сторож — уж больно долгими взглядами она провожала Дена. Так что отличная техника.

— Я и не думал, что однажды ее улучшат и обратят против меня, — он все же обернулся, пододвинулся ближе, а после вытянул на подушке руку, как бы приглашая лечь к нему на плечо.

Меня же будто окунули в раскаленный свинец: одновременно стало невыносимо жарко и конечности налились такой тяжестью, что не пошевелиться.

Нет, не сделаю как он хочет ни за что и никогда! Это неправильно. Дико и стыдно.

Или после стольких ночей под одной крышей — уже нет?

Я робко придвинулась и все же положила голову на его плечо. Но обнимать не стала, так и прижимала руки к бокам. Пусть не выдумывает себе всякого!

— И кто же тебя игнорировал?

Ден хмыкнул, но отвечать не спешил.

— Нет, правда, кто? — не сдавалась я. Помню всех девушек, а вот тех, кто отказал бы Дубровскому — нет. Он особенно ни за кем не бегал, но я уверена, если бы кому-то подал хоть какой-то знак — любая бы умерла от счастья.

— Была одна. Пообещала свидание за отличную учебу, а сама сделала непонимающее лицо, когда я показал ей зачётку. Целовалась со мной под Новый год. Дважды. И снова будто ничего не было. Или нет, будто я в самом деле негодяй, маньяк и насильник, что водит жертв по операм. А в конце концов она без объяснений исчезла на полтора года.

— Ты все переворачиваешь! — от возмущения я села и хлопнула ладонями по одеялу. — Все это совсем не так. Я же просто не могла поверить, что сам Дубровский вдруг всерьез заинтересуется Фирой Сорокиной.

— Которая «…не всегда адекватно оценивает реальность и страдает манией навешивать на людей ярлыки исходя из внешности и ее собственных представлений» — так писал твой Доктор. И мне достался ярлык «негодяй», без единого шанса доказать обратное.

— Ну, знаешь, причины для такого все же были. Все эти твои шуточки, подколки, сдернутое платье… И не вали все на Даню! Уверена, платье снимал ты.

— А ты мою контрольную съела.

В темноте было заметно, как он подмигнул и заложил руки за голову. Я же не могла смотреть на эти плечи с четко очерченными рельефом мышц, на ключицы, на шею… Не должно быть такого на моей подушке! Но и просто так взять и прогнать Дена хотя бы на пол — выше моих сил. Сколько там дней осталось до истечения контракта? Меньше двадцати? Вот и буду мучиться от общества Дубровского.

— Константин Владиленович, кстати, балл мне на экзамене снизил за то, что я на тебе жениться не захотел. После съеденной-то контрольной.

— А второй за что? — ну в самом деле, не мог же Ден ответить на «четыре».

— Это был твой балл. Константин Владиленович тогда вздыхал, что двое его лучших студентов заранее провалили экзамен, я долго расспрашивал его и узнал, куда ушла часть твоей оценки. До сих пор не представляю, зачем ты ела лист. И как? Или погоди, ты ничего не ела, просто спрятала ее? Отомстила так за что-то?

— «Усы и интегралы» там были, ясно? — я взбила подушку и отвернулась от него.

— Ну, Фира!

Он положил руку поверх меня, обнял и поцеловал в шею.

— С платьем ты сама знаешь, что вышло. Ты же его поверх физкультурной формы натянула, нет?

— Нет! И вообще, это некрасиво подглядывать в женскую раздевалку.

— Ты натянула платье через голову возле окна, в коридоре, как раз напротив открытой двери в мужскую раздевалку. Ай-ай-ай, и кто у нас любитель подглядывать, а, Сорока?

— Спешила просто, — буркнула я.

50

…Спешка уже давно стала чем-то привычным и обыденным. Я опоздала на физкультуру потому как сидела с больной бабушкой, ждала, пока мама не вернётся с работы. В результате сдавала нормативы уже на перемене перед следующей парой, иначе физрук грозился выставить за семестр «неуд». Дмитрий Васильевич до сих пор злился, что я бросила представлять универ на соревнованиях, и на уступки не шел.