Синдром властного негодяя - [35]

— И так опаздываем.

— Без нас все танцы не истанцуют. Ты любишь танго?

Еще бы про пасадобль спросил или контемпорари!

Мы стояли на пороге, как два идиота, и не решались выйти. Точнее, Ден-то решался, но ключа у него не было. А у меня от паники уже все тряслось, волосы и ногти. Да, невозможно, но по ощущениям так и было.

Значит, надо вести себя как актриса и делать что хочу? Да пожалуйста! Я и в театральный кружок ходила, недолго, но кое-чему научилась.

Я улыбнулась Дену, потянула его за галстук, вынуждая нагнуться и поцеловала. Без стеснения и робости. Без мыслей, что делаю все неправильно и ему не понравится. Главное — нравится мне, а он просил поступить именно так. Голова закружилась от нехватки кислорода, от собственной дерзости и того, как Ден шагнул вперед и почти впечатал меня в стену, не давая нормально расстегнуть ему пиджак или рубашку.

— Уверена? — только и спросил он. Но отвечать я не стала, только поцеловала еще раз и помогла расстегнуть молнию на платье.

А-а-а! Зачем он спрашивает, я же и передумать могу! Но стоило сказать себе: «Фира, или вот это вот несбыточное, желанное, приятное, либо идем в ресторан к куче одногруппников, где ты непременно облажаешься» — решение стало очевидно. И я сама потянула вниз молнию на платье.

После ни минуты не жалела об этом поступке. Все будто стало правильно и так, как должно быть. А еще мне понравилось лежать на плече у Дена и прижиматься плотнее, чтобы не мерзнуть. И быть очень нужной и прекрасной. Пусть он не сказал ни единого лишнего слова, но я чувствовала все и это было в разы важнее.

Не помню, как заснула, но проснулась от назойливого жужжания вибровызова. Ден тянулся к нему одной рукой, чтобы не тревожить меня. Потом взял, коротко ответил и почти сразу сел.

— Мне надо идти, — он поцеловал меня в макушку, тихо встал и поправил одеяло. — Это правда срочно. Я позвоню.

Странно было бы думать, что теперь мы вместе навсегда и никогда не расстанемся, даже на минуту, но такой быстрый уход все равно неприятно кольнул. Когда за Деном захлопнулась дверь, я зашла в кухню, щелкнула кнопкой на чайнике и отодвинула оконную штору.

Дубровский как-то быстро появился в луче фонарного столба. Он что-то нервно грыз и поглядывал на дверь моего подъезда. Потом к нему подошла блондинка, яркая такая, почти кислотная. Обняла, прижала к себе. Поцеловала в щеку, затем в губы. Ден же обнял ее в ответ и тоже поцеловал. Не страстно, а как-то медленно и нежно, будто они уже лет десять женаты, но еще не утратили привязанность.

А для меня мир словно бы рухнул…

— Так и не ответишь? — продолжал давить Ден.

— Если в договоре нет такого пункта — не отвечу. И отойди, мне душно.

Он поднял руки вверх и сделал несколько шагов назад. Я же несколько раз вздохнула, пытаясь не разреветься, затем вытерла выступившие слезы купальником и обессиленно плюхнулась на стул.

— Это называется: «Всего лишь пригласил ее в баню», — Ден сжал челюсти и поставил передо мной стакан воды. — Хочу чтобы ты кое-что услышала.

Дубровский порылся в планшете, затем оперся о холодильник и четко, без всяких эмоций зачитал:

— «Уважаемый Денис Павлович! Именно вас одна из моих пациенток назвала самым злостным негодяем из всех, попавшихся на ее жизненном пути. Друзья же и родственники признали наличие у нее некой симпатии и повышенного интереса к вашей персоне. В связи с чем я просил бы вас взять на себя некоторые обязательства по отношению к Сорокиной Г.А.», — после он отложил планшет и: — Значит, я злостный негодяй? Почему, Сорока?

Я только пожала плечами и отхлебнула столько воды, что чуть ей не поперхнулась. Это нечестно! Есть же понятие врачебной тайны. А про негодяя я говорила только Доктору, больше никому. И не собиралась. И не думала даже.

— Молчишь, как всегда? Знаешь, надоело. С завтрашнего дня возьмусь за тебя плотнее. По всем пунктам договора.

— А баня как же? — пробормотала я ему вслед.

— Негодяи не парятся.

36

Этот негодяй не парился вообще ни о чем: поздно ночью сбегал в круглосуточный магазин за новой порцией семечек, потом подпевал своему обожаемому Фастеру в душе и улегся спать далеко за полночь, даже не попытавшись заговорить со мной. На следующий день он пришлепал на кухню уже к семи утра своих любимых просторных семейниках. Я же только-только начала готовить завтрак, а Ден стащил блин прямо со сковородки и макнул его в общую банку сметаны.

И чем больше я смотрела, тем больше мелких черт и различий замечала. Вот волосы чуть длиннее, чем были вчера. Талия в самом деле несколько шире. Не такой рубчик от БЦЖ. На одном из ногтей обломан край. Совсем другая мимика. И блин опять же. Не могу представить себе Дубровского, макающим еду в пластиковую банку со сметаной. Так что или я схожу с ума, или кто-то здесь задумал розыгрыш века. Снова с моим участием.

— Как спалось, Выдра?

Он с трудом сглотнул, затем прищурился и быстро дожевал блин.

— Ну че ты, а? «Сорока» — это ж не со злом. Это как знак уважения. И производная от фамилии. А «Выдра» — уже тянет на оскорбление. Вот взяла и ранила мои чувства с утра пораньше!

— Ладно, к чему этот концерт, — я бросила полотенце на стол и села напротив «Дена». Если не ошибаюсь, это его более мягкий вариант, такой можно попытаться расколоть. — Я знаю все.