Синдром удава - [23]

Шрифт
Интервал

Продвижение вперед снова замедлилось. Приходилось не только обходить стороной селения, но и избегать встречных людей. Однажды еле ушел от облавы, несколько раз чуть не попался в руки полицаев. Много времени был вынужден проводить в укрытии. Пришлось полностью перейти на «подножный корм». Хорошо еще, что на огородах уже поспели овощи. Но, увы, такое питание плохо способствовало восстановлению сил.

И вот настал наконец день заключительного броска в этом, замедленном многими препятствиями, продвижении к цели. День провел в укрытии, а к вечеру решил привести себя в порядок перед последним переходом. Рядом протекала небольшая речушка. Кругом не было ни души. Я спустился к воде, вымылся и постирал одежду. Вода освежила меня, а мокрая рубашка приятно холодила тело. По пути попался огород. Вырвал несколько морковок. Но едва перелез через плетень, как оказался в руках двух полицаев.

Подножкой мне удалось свалить одного из них, но другой навалился всем телом и подмял под себя. Удар по голове оглушил меня... Очнулся на каменном полу какого-то подвала. Руки связаны за спиной. Болела голова. Сверху доносился разговор. Я услышал фразу:

— Лазутчика поймали, бежать пытался. Завтра утром его вешать будут!...

От этих слов мурашки забегали по коже. Так глупо попасться у самого финиша, преодолев столько препятствий и невзгод. Тут я увидел на полу свой картуз и вспомнил про документ. Терять уже было нечего. Я стал стучать ногой в дверь и требовать начальника. Вскоре дверь открылась, в подвал вошли уже знакомый мне полицай и мужчина средних лет с лысиной. На вопрос: «Чего стучал?» — я объяснил, что иду в Сумы к родственникам, на что имею разрешение немецкой комендатуры. Мне развязали руки, я достал из картуза аусвайс и протянул его мужчине с лысиной. Он повертел его в руках, видимо, не очень разбирался в немецком языке. Расспросил, кто я, откуда и куда иду. Полицай зло спросил:

— Какого ж биса пытался тикать, коли имел пропуск?

Я ответил, что принял их за хозяев огорода и решил, что меня хотят поколотить за морковь. Едва ли они этому поверили. Оставили взаперти. А документ забрали. Сказали, что повезут его к коменданту. Эти слова прозвучали еще одним смертным приговором. Подделка безусловно обнаружится. Меня примут за одного из разыскиваемых парашютистов-диверсантов, и виселицы теперь уже не избежать. Пользуясь тем, что руки остались не связанными, прощупал каждый сантиметр стен и пола в поисках возможности выбраться из подвала, но все было тщетно. Оставалось одно — когда поведут вешать, попытаться вырвать оружие у конвоира. А если не удастся, то все же лучше быть застреленным, чем задохнуться в петле. Другого выхода не было. Оставалось заставить себя не думать о том, что меня ожидает, и постараться заснуть, чтобы сберечь силы. В конце концов это удалось.

Разбудил меня скрип открываемой двери. Сразу вспомнил о принятом решении и приготовился действовать. В подвал вошел только один из вчерашних полицаев. В руках он держал мой аусвайс. В сознании затеплилась надежда. Полицай еще раз спросил фамилию и куда иду. Я снова назвал фамилию и пункт следования, обозначенные в пропуске. Со словами: «Повезло тебе, парень, а то висел бы на перекладине», — полицай отдал мне аусвайс. Еще не веря, что это не сон, я спросил:

— Что же сказал комендант?

— А мы его не застали, он в город уехал, а пропуск твой мы переводчице показали, она и перевела...

Ну, как здесь не поверить, что родился под счастливой звездой!

Я вышел из подвала и зашагал по дороге в город, очертания которого уже виднелись вдали.

8. Заветный город Сумы

За время не длинного, но долгого и опасного пути все мои мысли были подчинены лишь одной цели: — дойти! — Теперь же, когда эта цель наконец была достигнута, возникла новая, не менее сложная задача.

Как ни мал был город Сумы, но искать в нем конспиративную квартиру, не зная ни адреса, ни явок, было делом, по всей видимости, безнадежным. Только теперь осознал я всю сложность своего положения. Идти дальше было некуда. Оставаться в чужом, незнакомом городе без документов, без денег и без пристанища, а главное, без всякой надежды установить связь с разведцентром, значило попусту тратить время, ежечасно подвергаясь смертельному риску.

Побродив по улицам, не зная, что же предпринять, я очутился на базаре, где по случаю воскресенья было много народу. Прислушивался к разговорам, но ни слова о подпольщиках или партизанах не услышал. Мысли неизбежно возвращались к еде, мешали сосредоточиться на чем-либо другом. Попросить кусок хлеба не решался, воровство презирал, а из-за своего подозрительного вида не мог найти даже временной работы.

Совершенно обессиленный, добрался до сквера и, чтобы не упасть, опустился на скамейку. Девушка, сидевшая на той же скамейке, поднялась и пересела на другую скамейку, как только попытался с нею заговорить. Не знаю сколько времени просидел в сквере, пока вечерняя прохлада не напомнила о том, что надо подумать о ночлеге.

На окраине города нашел пустое заброшенное здание. В нем и устроился на ночлег. Постель соорудил из старых досок. А поужинал яблоками-дичками из заброшенного сада.


Еще от автора Борис Владимирович Витман
Шпион, которому изменила Родина

Повесть воспоминаний. Годы 1930–1955 — путь, уготовленный судьбой; порой невероятный и тем не менее реально прожитый.Воспоминания о наиболее значительных, но мало известных событиях на фронте и в глубоком тылу противника, событиях, умышленно искаженных или замалчиваем их. О трагедии под Харьковом весной 1942 года, о сумском подполье, о лагерях и заводах Круппа в Эссене и их уничтожении январской ночью 1943 года авиацией союзников.Рассказ о разведке, сражениях и плене. О побегах и участии в движении немецкого и австрийского Сопротивления.


Рекомендуем почитать
Юрий Поляков. Последний советский писатель

Имя Юрия Полякова известно сегодня всем. Если любите читать, вы непременно читали его книги, если вы театрал — смотрели нашумевшие спектакли по его пьесам, если взыскуете справедливости — не могли пропустить его статей и выступлений на популярных ток-шоу, а если ищете развлечений или, напротив, предпочитаете диван перед телевизором — наверняка смотрели экранизации его повестей и романов.В этой книге впервые подробно рассказано о некоторых обстоятельствах его жизни и истории создания известных каждому произведений «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Парижская любовь Кости Гуманкова», «Апофегей», «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…», «Любовь в эпоху перемен» и др.Биография писателя — это прежде всего его книги.


Как много событий вмещает жизнь

Большую часть жизни А.С. Дзасохов был связан с внешнеполитической деятельностью, а точнее – с ее восточным направлением. Занимался Востоком и как практический политик, и как исследователь. Работая на международном направлении более пятидесяти лет, встречался, участвовал в беседах с первыми президентами, премьер-министрами и многими другими всемирно известными лидерами национально-освободительных движений. В 1986 году был назначен Чрезвычайным и полномочным послом СССР в Сирийской Республике. В 1988 году возвратился на работу в Осетию.


Про маму

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мы на своей земле

Воспоминания о партизанском отряде Героя Советского Союза В. А. Молодцова (Бадаева)


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.