Синдром удава - [17]
Четыре года учебы в школе на Большой Грузинской не оставили в памяти светлых воспоминаний. Не могу припомнить даже никого из преподавателей. А вог два года, проведенные в немецкой школе, отчетливо помню до сих пор.
Ну как бы там ни было, окончил я в этой школе седьмой класс и перешел в только что открытую новую школу рядом с площадью Маяковского. Эта во всем отличалась от предыдущей: и самим зданием, и учителями, и учениками, и ученицами...
На одном этаже с нами находился седьмой «А» класс! А знаменит он сразу стал тем, что там училась главная достопримечательность нашей школы — первейшая девица-красавица Галина Вольпе, дочь начальника штаба Московского военного округа комдива Вольпе А. М. Впервые я увидел ее на перемене. Проходя мимо, она гордым движением головы откинула прядь темно-каштановых волос, спадавшую на глаза. Это откидывание было равносильно нокдауну. Со мной что-то произошло. Словно загипнотизированный, я смотрел ей вслед, забыв на некоторое время, где нахожусь.
Другой раз увидел ее, когда она выходила из машины отца, в черной кожаной куртке, без головного убора, опять с той же спадающей на глаза прядью волос. Нет, это было неотразимо... Иногда она даже сама управляла этой большой черной машиной!.. Или мы это уже все вместе придумали?.. Всю зиму она ходила в своей черной кожаной куртке, без головного убора.
Я знал, что в нее было влюблено чуть ли не все мужское население школы, включая комсорга школы Романа. Даже наш молодой директор Иван Петрович, как поговаривали, тоже был к ней неравнодушен. г
Я долго сопротивлялся этому все сметающему чувству, убеждал себя в том, что недостоин ее, что не обладаю никакими необходимыми достоинствами... И все же написал ей записку. Ответа не последовало. Позже подруга Галины Шура Пахарева рассказывала: «Галина каждый день ворох этих записок выбрасывает в урну, не читая». Значит, и мою записку постигла та же участь. «Ну и поделом, возомнил себя героем-сердцеедом!!!» И все же самолюбие было уязвлено. Я заставлял себя не думать о ней и старался избегать встреч.
В дополнение к занятиям легкой атлетикой записался еще и в волейбольную секцию. Но однажды во время игры в спортзале появилась Галина. Я тут же покинул зал и решил больше там не появляться. Прошло несколько дней, ко мне подошла Шура Пахарева и вручила маленькую записочку. Еле сдерживая волнение, прочел: «Если тебе неприятно видеть меня, я больше не буду ходить в спортзал. Галина В.»
После этой записки состоялось наше первое торжественное свидание. Мы шли по малолюдной Брестской улице и боялись прикоснуться друг к другу. Шел снег, было холодно и скользко. Мы никак не могли решиться даже толком взглянуть друг другу в глаза. Иногда звучал короткий вопрос и односложный ответ. Наше первое свидание в заснеженных холодных сумерках скорее походило на прощание людей уже все высказавших друг другу. В конце концов я проводил ее до дома на Васильевской улице, и мы расстались.
Только когда она скрылась в подъезде, почувствовал, что продрог до костей: меня колотил озноб и преследовало ощущение яростного недовольства собой. Я нещадно ругал себя за непростительную робость, обзывал размазней и думал, что между нами все кончилось... Но на следующий день на перемене Галина, проходя мимо, незаметно сунула мне в руку записку:
«... Извини, что все так нескладно получилось у нас с тобой. Я очень волновалась и не могла говорить. Скажи, что не сердишься на меня. Жду ответа»...
Ничего более прекрасного в жизни я не получал...
Продолжение нашего романа развивалось бурно! Но главным образом в записках — мы им доверяли наши самые сокровенные и пылкие чувства. Дни не летели, а горели — это были самые счастливые дни, хотя и не без огорчений... Появились враги- соперники. Не раз пытались поколотить, поджидали после уроков, но друзья или сопереживающие девчонки предупреждали, и я изменял маршрут... В ту пору я дружил с Ростиславом Шабадашем. Это был смелый и крепкий парень. Когда шли вместе, на нас не решались нападать. Но опасность все нарастала. На всякий случай стал носить в кармане перочинный ножик (уже были крутые угрозы). И когда однажды все-таки напали трое, я успел отскочить в сторону и раскрыл нож. Это их остановило, и, видимо, послужило предостережением для других. Меня оставили в покое.
Записки Галины хранил дома в специальной коробке, оклеенной изнутри красным шелком. Раньше там лежали мамины духи с французским названием. Коробка сохранила остатки волшебного запаха и напоминала о глубине чувств. Каждый раз, возвращаясь из школы, я доставал коробку и перечитывал записки. Каждое слово, каждая запятая, не говоря уже о многоточиях, имели для меня огромный СМЫСЛ.
Забегая вперед, скажу, что, вернувшись домой через семнадцать лет, я нашел коробочку с записками там, где ее оставил, уходя в армию. И что удивительно — записки сохранили едва уловимый тончайший аромат маминых духов.
Заканчивался 1936 год. В школе готовились к новогоднему маскараду. Мне поручили оформить новогоднюю стенгазету. Под впечатлением прочитанного фантастического романа я изобразил на листе ватмана межпланетный корабль, устремленный к звездам, а пилотами представил, конечно, Галину и себя. Одновременно готовил маскарадный костюм.
Повесть воспоминаний. Годы 1930–1955 — путь, уготовленный судьбой; порой невероятный и тем не менее реально прожитый.Воспоминания о наиболее значительных, но мало известных событиях на фронте и в глубоком тылу противника, событиях, умышленно искаженных или замалчиваем их. О трагедии под Харьковом весной 1942 года, о сумском подполье, о лагерях и заводах Круппа в Эссене и их уничтожении январской ночью 1943 года авиацией союзников.Рассказ о разведке, сражениях и плене. О побегах и участии в движении немецкого и австрийского Сопротивления.
Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.