Синдром удава - [131]
Беседа закончилась опять чтением писем-откликов.
Расстались мы едва ли не как закадычные друзья.
Честно говоря, встреча с Комоловым оставила неприятный осадок. Хотя я и старался показать свою независимость, в то же время понимал, что гебистам ничего не стоит под любым предлогом (и даже без него) расправиться со мной. От сознания своей незащищенности, где-то внутри снова закопошились ошметки былого гулаговского страха, замаячили отголоски лефортовских допросов, возникло почти осязаемое ощущение леденящей норильской стужи, заползающей под изношенный бушлат в промерзшем лагерном бараке.
Я начал приглядываться к окружавшим меня людям: пассажирам в метро, случайным попутчикам по дороге домой. Используя прошлый опыт, старался определить: нет ли «хвоста». Если приходилось поздно возвращаться домой, старался менять маршруты. Дома, прежде чем открыть дверь, спрашивал: кто?. Словом, в своей стране жил, как во вражеском тылу, под угрозой гестаповской расправы.
Кто-то под моим окном поставил микроавтобус. Сосед, которому он мешал подъезжать к гаражу, позвонил в милицию. Сказали: «Автобус служебный, когда надо, тогда и уберут».
Было ясно — гебисты не простят мне непокорности и я ждал какой-нибудь пакости.
47. Моя биография в гебистской интерпретации
Прошло какое-то время, и вот в газете «Советская Россия» появилась статья «Ошибки резидента». Подпись под статьей... Ну конечно, наш знакомый — Саша. Правда, на этот раз уже в обличье «сотрудника группы общественных связей КГБ СССР».
Обзвонил знакомых, но никто эту газету не выписывал. Обратился в почтовое отделение. Оказалось, что среди тысяч подписчиков — на «совраску» подписались только трое. Один из них проживал в нашем доме, и нужный мне номер сохранился.
Саша не поступился принципами и обвинил досадившую органам «Комсомолку» в склонности к «чистой воды художественному вымыслу и буйным всплескам фантазии», к «броским сенсационным подачам даже обыкновенных материалов». Заодно зацепил всю пишущую братию: «Сегодня в литературе и в журнальной периодике все чаще всплывают всевозможные “зубры”, являя собой поразительные примеры идеологической всеядности и беспринципности». (У КГБ явная ностальгия по прошлым «добрым» временам — единая идеология, единые принципы, общее единомыслие [а точнее, единобессмыслие ], и никаких отклонений от генеральной линии!) И дальше: «Мифотворчество становится чуть ли не профессиональной потребностью для отдельных журналистов... В жизни Бориса Витмана нет даже и близко ничего такого, о чем живописует, что так ярко раскрашивает деталями журналистка молодежного издания». Такой вывод автор статьи сделал, ссылаясь все на те же следственные протоколы. А ведь сам говорил: «Мы знаем, как их стряпали!»
Для примера процитирую текст из статьи: «Война застала рядового Бориса Витмана на западной границе. В харьковском окружении он попадает в плен... был действительно ранен...» Пока совпадает, но вот дальше:
«...Витману удалось отстать и затеряться...» Это вместо побега из плена. Попробовал бы этот «литератор» из КГБ хоть разок «приотстать» при немецком конвое... — Уже «затеряться» ему не пришлось бы.
Автор статьи продолжает: «Он пробирается в Сумы, и, как вполне лояльный «фольксдойче», является к военному коменданту оккупированного города Сумы». Здесь Комолов умалчивает, зачем «отставший и затерявшийся», раненый в ногу Витман, рискуя жизнью, пробирается в Сумы? Не проще ли было не бежать из плена, назваться фольксдойчем, владеющим немецким языком. Можно не сомневаться, немцы нашли бы ему применение... А можно было остаться в первом же селе «примаком», как поступали многие, попавшие в окружение или бежавшие из плена. «Затем, по вербовке на бирже труда, уже как Вальдемара Витмана, его направляют на работу в Германию, в трудовой лагерь г. Эссена... Здесь он работает переводчиком. Имея способности к рисованию, подрабатывает портретами с фотокарточек, продажей «остам» папирос... (тут явная промашка: в Германии не курили папирос, курили сигареты и сигары). ...Пользуясь благосклонностью администрации лагеря и лично гауляйтера Шлоссера, посещает художественную школу...» (Ничего себе, сам гауляйтер занимается рядовым пленным!..) Сразу такого и не придумаешь. Тут сама чушь взгромоздилась на нелепость.
Завершает этот бред сотрудник группы общественных связей такими словами: «Как видите, никаких чудо-подвигов...»
Кто спорит? Лично я свои действия подвигом не считаю. Здесь скорее чудо-подвиг сочинителей из КГБ.
Судите сами: какой-то неизвестный, без документов, является прямо к военному коменданту города, заявляет, что он фольксдойче... Комендант приветливо хлопает ушами и направляет его переводчиком в центр военной промышленности Германии — город Эссен. А почему бы не на курорт в Баден-Баден? Или в ставку Гитлера переводчиком? А может, проще передать его местному гестапо как подозрительную личность? Во всех случаях почему бы не проверить? Тем более что город Ярцево Смоленской области (место моего рождения) в тот период был оккупирован немцами и без труда можно было установить мою сомнительную причастность к фольксдойчам, не говоря уже о подлинности имени и фамилии. К тому же фамилия Витман скорее английская, чем немецкая (читается, как Уитмен), ее носят многие англичане, а это могло вызвать у немцев еще большее подозрение.
Повесть воспоминаний. Годы 1930–1955 — путь, уготовленный судьбой; порой невероятный и тем не менее реально прожитый.Воспоминания о наиболее значительных, но мало известных событиях на фронте и в глубоком тылу противника, событиях, умышленно искаженных или замалчиваем их. О трагедии под Харьковом весной 1942 года, о сумском подполье, о лагерях и заводах Круппа в Эссене и их уничтожении январской ночью 1943 года авиацией союзников.Рассказ о разведке, сражениях и плене. О побегах и участии в движении немецкого и австрийского Сопротивления.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.