Синдром мотылька - [2]

А с тобой, Венич, я буду уже всегда. С тобой и с твоим делом! Не знал, что такие бывают. Встретиться бы нам раньше! Но ты всегда говорил, что в жизни нет ничего случайного. Так что – лучше поздно, чем никогда. Если сможешь, поддержи морально моих на первое время. А там… Дочка уже большая, живет своей жизнью. А моя половинка… Если бы она увидела меня сейчас таким, каким меня никто не видел, – сама сбежала бы. Найдет помоложе, а нет – проживет на наследство.

Глава 3 Первый сон

Ладно, начнем по порядку.

Первый раз сон о Майкле Джексоне я увидел, дай бог памяти, лет тридцать тому – как раз в то время, когда не мог определиться с институтом. Родители не сомневались, что я благополучно сдаю на юридический в МГИМО, а я – я сам забрал документы после первого же экзамена, самовольно забросил их в непрестижный «девчачий» областной пед, на никому не нужный филфак, да еще и в итоге недобрал полбалла до проходного!

В день, когда вывесили списки поступивших, я уехал на родительскую дачу. Там бесцельно бродил по окрестностям, а потом всю ночь разбирался в себе. Наврать родителям, что срезался на юрфаке? Но они попрутся хлопотать, смотреть оценки, и правда неизбежно вылезет наружу! Сказать, что вообще никуда не сдавал – последует выволочка на обширном семейном совете, целый год тюремного режима и уже поднадзорные экзамены в тот же самый МГИМО! Забрать документы и отнести куда-нибудь в жалкий Институт культуры, учиться на массовика-затейника?.. Но массовик из меня получился бы примерно такой же, как и юрист!

В самых растрепанных чувствах я безнадежно напился и наконец уснул. Сон, что я увидел тогда, преследовал меня много лет, можно сказать, до следующей «встречи» с Майклом Джексоном…

Все, что было со мной в моей подлинной, реальной жизни, бесследно исчезло. Я сам, щуплый, но жилистый цветной парень, очутился с моими кентами на узкой грязноватой улочке какого-то мегаполиса.

Нью-Йорка?..

Целый день мы проболтались в небогатом окраинном районе в тщетной надежде так или иначе огрести монету. Но единственное наше везение под вечер заключалось в «удачном» попадании в подземку по использованным талонам. Помню, как мы долго спускались по узкому грязному тоннелю, ведущему к станции подземки, разглядывая размашистые граффити и поддавая ногами банки из-под колы.

Помню, как легко мы проскочили в вечерний вагон, где стояли и сидели усталые люди. Помню, что белых оказалось большинство вначале, а через две остановки в вагон набились латиносы и цветные из ремонтных мастерских неподалеку – и на нас перестали обращать внимание. Последнее помню, как место мне освободила седоватая цветная домохозяйка, рванув к выходу с набитыми сумками – как раз вовремя, чтобы я устроился поудобнее и погрузился в долгожданный «приход» от выкуренной перед подземкой сигареты с планом. И сразу волна накрыла меня и отгородила от стоящих поодаль друзей, от людей в подземке, отгородила их жизнь от моей начинающейся жизни…

Свет вокруг меня погас. Я стоял один на сцене в огромном зрительном зале – огромном, как стадион. Я закончил последнюю песню. Я стоял, держа микрофон в руках, щуплый цветной паренек с белозубой улыбкой. Перебегающий луч света выхватывал из темноты бледные пятна человеческих лиц, все белые, мертвенно-белые, с черными, распахнутыми в крике ртами. Публика не выкрикивала, не свистела – она ревела, ревела в одну-единую глотку, выплескивая неистовое напряжение, которое я передал ей со сцены. А потом тысячи глоток начали скандировать всего два слова, сила и напор которых могли снести этот крытый стадион, как карточный домик. Я, цветной парень Майкл Джексон, стоял и слушал эти два слова, в которых уместилась гигантская и свирепая душа толпы.

Майкл, синг! Майкл, синг! Майкл, пой! Майкл, пой!

И ничего больше. Я чувствовал себя царем этой толпы, я был Мессия, я нес ей Слово, подобного которому еще не слышали в этом мире. Я мог лепить ее душу по своей воле, мог заставить ее плакать или смеяться, любить или ненавидеть. По моему Слову она пошла бы на любое безумство – и на любой подвиг! Я был кумиром толпы, Властелином Мира – и это сознание подняло меня на самую вершину и оставило там одного. Тогда мне казалось, что это и есть несравненная полнота бытия…

Проснувшись наутро по-прежнему на своей даче, я почему-то не ощутил уже знакомого похмелья. И сон запомнился мне во всех подробностях – как то, что именно я сам был в нем Майклом Джексоном, в те годы еще просто одним из зарубежных певцов, чьим творчеством, кстати, я никогда не увлекался. Зато четкий и яркий сон принес мне столь же четкое решение: неделю я спокойно отсыпался на даче, уверяя родителей, что набираюсь сил после вступительных экзаменов. А через неделю домой ко мне пришла телеграмма из педа. Меня приняли на филологический факультет. Парней туда брали охотно. И на недобранные полбалла посмотрели сквозь пальцы. Родичи к моменту моего возвращения успели привыкнуть к этой мысли и даже найти в педагогическом образовании какие-то плюсы – все-таки ведь лучше, чем ничего!

Так и пошла дальше моя жизнь. Кстати, где-то в желтой прессе я натолкнулся на «базар» о том, что «именно пророческий сон в юности предрек Майклу Джексону его великое будущее и укрепил его на выбранном пути». Не знаю до сих пор, предрек ли мне такое же будущее тот сон – или просто помог отстраниться, отдохнуть и собраться с силами?