Синдром - [4]

Макбрайд захотел спросить, что с ним произошло, но говорить он не мог: во рту пересохло, язык точно одеревенел. Он попытался что-то сказать, но прозвучало нечто невнятное, словно он был пьян. Через некоторое время Макбрайд оставил попытки издать членораздельный звук и попробовал сосредоточиться на недавнем происшествии: «Человек в маске, видимо, из какой-то спасательной службы. Наверное, произошла утечка газа или что-то в этом роде. А как же тогда баллончик в руке? Что все это значит?»

Льюис попытался приподнять голову, хотел сесть – но не смог. Он оказался пристегнут ремнями к каталке и безвольно лежал на спине, усталый и апатичный. Судя по ощущениям, ему вкололи транквилизатор, причем довольно сильный – не исключено, что тирозин. Лью закрыл глаза и подумал: «При таких обстоятельствах я должен бы испытывать страх – это здоровая реакция».

Они ехали уже около часа, и за все это время водитель так и не включил сирену – только маячок. Каждый раз, когда Макбрайд поднимал дрожащие веки, на потолке сменялись огни: красный, желтый, опять красный.

Странно: где бы они ни находились, дорога оставалась свободна. Машина «скорой помощи» двигалась со скоростью, одинаковой в течение длительного времени, словно по пустынной пригородной автотрассе. Это совершенно не увязывалось со здравым смыслом – в Цюрихе полно больниц, так зачем выезжать из города? Если случилось ЧП – а это не что иное, как ЧП, потому что иначе…

По мере того как ослабевало действие транквилизатора, где-то глубоко в груди Макбрайда начало пробуждаться беспокойство.

А потом внезапно прибыли к конечной цели, в место, о котором Льюис не имел ни малейшего представления. По гравию захрустели шины, автомобиль остановился, и маячок потух. Кто-то хлопнул дверцей так, что кабина содрогнулась, послышалась немецкая речь со швейцарским акцентом, рывком открылись задние двери. Макбрайда обдало струей свежего воздуха, и каталка, на которой он лежал, двинулась с места.

– Где я? – спросил Лью, осматриваясь: машина стояла перед необычным зданием явно современной постройки. Прямо перед глазами смутно вырисовалось лицо:

– Не говорить.

Затем они оказались внутри помещения: длинный коридор, залитая ярким светом комната, где Макбрайда оставили одного почти на полчаса. Во рту становилось все суше, и Льюис широко открытыми глазами смотрел на часы, висевшие под самым потолком на стене, покрытой эмалированной плиткой.

– Ты очень храбрый. – Голос принадлежал Опдаалу и исходил откуда-то из-под его внимательных глаз – остальная часть лица была скрыта марлевой повязкой.

Действие транквилизатора сошло на нет, и Макбрайд обнаружил, что может без труда говорить.

– Что происходит? – спросил он и, поняв, что ответа не последует, перефразировал вопрос: – Что вы делаете?

– Укол, – обратился Опдаал к кому-то другому.

Появилась игла – Макбрайд видел ее целую секунду, что-то кольнуло в вену пониже локтевого сустава – и все вокруг стало замедляться. Казалось, сердце дрогнуло и остановилось, как если бы Льюиса с силой ударили в грудь. Он перестал дышать. Охваченный паникой, Лью стал рефлекторно биться, пытаясь разорвать стягивавшие тело ремни. Он просто так не сдастся! Но ремни не поддавались, или… И тут пленник понял, в чем дело: он не связан, а парализован, обездвижен, как бабочка под стеклом.

Опдаал склонился к нему так близко, что Макбрайд ощутил на лице дыхание недавнего собеседника. Острый кончик скальпеля коснулся горла над самой грудиной и рассек кожу.

«Чш-ш-ш, – прошептал норвежец, хотя Льюис не издал ни звука. – Все будет в порядке».

Но все было далеко не в порядке: Макбрайд умирал. С тем же успехом он мог находиться под водой, оказаться замурованным в цемент или погребенным заживо. Лью уже обезумел от нехватки воздуха, когда ощутил, как что-то вошло в рану на горле. Неизвестный предмет врезался все глубже по мере того, как Опдаал методично толкал его. Затем где-то за спиной заработала механическая помпа, и Макбрайд снова задышал. Или аппарат начал делать это за него – Лью не мог сказать наверняка.

Хирург проверил реакцию зрачков на свет, просветив пациенту голову, казалось, до самого затылка, при этом оставаясь невидимым. Затем безвольное тело Макбрайда усадили почти прямо. Мгновение спустя к операционному столу кто-то подвез медицинский аппарат, и тут же другая машина, размером со средний холодильник, застрекотала, включаясь в работу. В первом приборе Льюис узнал операционный микроскоп и предположил, что второй – флюороскоп, способный генерировать активное рентгеновское излучение в ходе операции.

Норвежец снова показался в поле зрения, и к изголовью операционного стола подкатили телевизионный монитор. Прибор стоял на небольшой подставке и ярко светился. Взгляд молодого ученого автоматически обратился к нему, и к горлу подступила тошнота: в человеке на экране, с торчащей из шеи трахеотомической трубкой, Льюис узнал себя.

– Все будет в порядке, – пообещал Опдаал, – не надо волноваться. – С этими словами хирург протянул руку к стальному подносу с инструментом и пояснил: – Тебе вкололи восемь миллиграммов векурониума – вот почему ты обездвижен. Препарат парализует… – Врач помедлил. – Но, должен тебя огорчить, анестетическим действием он не обладает. – Затем кивнул в сторону небольшого экрана у стола. – Заранее извиняюсь за то, что ты увидишь, – сказал он Макбрайду, – но без монитора нам не обойтись.