Синдром большевика - [15]

На этот раз громовым хохотом разразились те, что пришли с Исаскун. Росана молчала, только выдохнула дым, чуть изогнув нижнюю губу как бы в улыбке. Потом повернулась и ушла вместе с двумя своими спутницами.

Когда девочки удалились, я пошел искать телефонную кабинку. Набрал номер Сонсолес, и мне ответил грубый голос Лусии, служанки:

– Да.

– Добрый день, я – из колледжа Росаны, вы – ее мать?

– Нет.

– А с кем я говорю?

– Я – служанка.

– Ах так. А сеньора дома?

– Да. Одну минутку.

Не прошло и минуты, как в трубке послышался уже знакомый мне голос матери Сонсолес:

– Слушаю.

– Добрый день, сеньора, я из колледжа вашей дочери. Нам бы хотелось, чтобы вы встретились с классной наставницей.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, нет, наоборот. Мы сейчас проводим такие встречи с родителями всех учениц. В рамках программы профессиональной ориентации. Они в том возрасте, когда пора подумать об их будущем. Росана – очень хорошая ученица.

– Ну, конечно, хорошая.

– И очень воспитанная девочка.

– Она никогда не доставляла нам никаких огорчений. – Во второй раз в голосе матери Росаны и Сонсолес прозвучала гордость.

– Когда вам было бы удобно?

– Как скажете.

Но я уже получил нужную информацию (Сонсолес – не мать девочки) и поспешил отделаться от собеседницы, назначив ей встречу на следующий понедельник; разумеется, встреча не состоится, и, полагаю, мамаша порядком разгневается на школу, за которую дон Амандо так дорого платит. Судьба иногда складывается из дурацких неожиданностей.

Девочки вышли из школы в половине первого; Росана и еще несколько учениц сели в автобус. Я поехал следом и доехал за автобусом до дома Сонсолес. Росана вышла из автобуса вместе с другой девочкой, тоже блондинкой, но немного бесцветной. Я слышал, как они договорились встретиться через пятнадцать минут, и припарковался неподалеку.

Через пятнадцать минут девочки появились и направились в сторону парка. В парке они отыскали киоск с мороженым и купили по рожку. Потом поднялись к пруду, обошли его с северной стороны. Сели на скамейку около статуи Рамона-и-Кахаля и доели мороженое. Когда они сидели на скамейке, подружка смотрела на Росану, а Росана – перед собой. Росана была серьезна и что-то говорила; другая молчала, только иногда у нее вырывался смешок. Я находился на противоположной стороне аллеи и за людским говором не мог их слышать. Через несколько минут к ним присоединилась еще одна девочка. Она выходила из школьного автобуса остановкой раньше.

Спустя полчаса та, что пришла с Росаной, показала на часы, что-то сказала, и Росана кивнула. Та, посидев еще немного, встала и ушла. Минут десять Росана курила и о чем-то тихо разговаривала с оставшейся девочкой. Потом они попрощались, и каждая пошла своей дорогой. Росана медленно двинулась по аллее, разглядывая деревья и прохожих. Если бы я был в ее возрасте или если бы все было не так, как оно было, я бы скромненько дошел за ней до ее дома, а потом отправился бы к себе домой писать стихи. Но все было так, как было, мне было тридцать три, стихи уже не писались, и потому я подумал: зачем медлить? Момент был как нельзя более подходящий. Я пошел за ней и, не дойдя трех или четырех метров, окликнул:

– Росана!

Она остановилась и медленно обернулась. Ее лицо не выразило удивления, только осторожность.

– Откуда ты знаешь мое имя?

– Не бойся, – сказал я, поднимая руки вверх.

– Я не боюсь. Ты кто?

– Меня зовут Хавьер, я – друг.

– Чей? – Зрачок в синих глазах стал совсем маленьким, почти исчез.

– Ладно. Я – полицейский. Но только никому не говори.

– Я не сделала ничего плохого, – сказала она убежденно и опять было пошла, но не спеша, как будто заранее знала, что я пойду следом.

Я догнал ее.

– Я знаю. Я хочу поговорить с тобой о твоей подруге Исаскун.

– У меня нет подруги с таким именем. Ты ошибся.

– Не так много Росан, чтобы ошибиться.

– Все равно. Ни одну из моих подруг не зовут Исаскун.

Я улыбнулся и попробовал поймать ее взгляд, но не сумел, взглядом с ней можно было встретиться только тогда, когда она сама этого хотела.

– Нехорошо, ты пытаешься обмануть меня. Я знаю, что она в одном классе с тобой, я видел вас в школе. Сегодня вы были вместе на школьном дворе.

– Это не значит, что мы подруги, – наставительно сказала она и, произнося это, откинула волосы назад правой рукой, той, что была ближе ко мне. То, что девочка не превратилась еще в женщину, лучше всего видно по рукам: они обычно скованы в движениях, а ногти обгрызены. Ногти у Росаны были короткие, хотя она их и не грызла, но руки чувствовали себя уверенно. Ее пальцы двигались и сгибались как у взрослой, обнаруживая мудрость, до которой многие женщины вообще никогда не доходят, а именно, что каждый палец имеет свое особое назначение.

– Росана, ты – хорошая девочка, – сказал я, – и знаешь, что Исаскун влипла в историю. Разве тебе не хочется ей помочь?

– Помочь Исаскун? Если ты запрячешь ее за решетку, я буду только рада. Она – полная дура, того заслуживает.

– Мы не собираемся сажать в тюрьму девочек. За девочками мы не охотимся.

– А я что могу?

– Сказать мне, кто дает ей наркотики. Только и всего.

– Борха. Он дает.