Синдром Атяшево - [97]

– Получится пряничный домик, – улыбнулась Ирина.

– Да, маловато, – озабоченно проговорила Анна, по-своему поняв замечание Невельской. – По купеческим записям, приданого на свадьбах было раза в три больше. Одних рубах невесты должна насчитываться дюжина, и жениховских тоже. Полотенец и скатертей по десять штук, ручных платочков и тканых половиков по пятьдесят. И все расшитые. По пятнадцать-двадцать лет готовились к свадьбе. – Распрямившись от развязанного узла со скатертями, Анна выпятила вперед грудь восьмого размера. – А теперь пора начинать той-запой!

– Так у нас самогонка в подполе, за нею лезть нужно, – растерялась Ольга, поправляя песцовые помпоны на своей шапочке.

– «Той-запой» не тот запой, не радуйтесь, – засмеялась Анна. – Это значит, что нужно запевать свадебные песни.

– Я их не помню, – забеспокоилась Ольга.

– Их никто не помнит, будем петь кто что хочет! Одновременно! – распорядилась директор краеведческого музея.

– Ой, сколько я песен знаю! – напомнила о себе Людочка, натягивая праздничную поневу прямо на платье.

Нина подошла к делу более ответственно и надевала льняную рубаху на голое тело, как и положено по обряду.

– Эх, пролетаем мы с «тейтерьксчиней баней» – баней девичества, – расстроилась Анна. Но еще больше ее расстроила стройность приехавшей из Москвы актрисы. – Ну, ладно, тогда оставляем «кашадо ярсамо» – невестину кашу.

– Ой… – Ирина достала из духовки кастрюлю, где была замочена пшенка с клюквой и медом. – Пора варить и напевать.

– Напилася я пьяна… – затянула Людочка, доставая с полки рюмки и выставив их на кухонный стол. Следом она вынула из своего ридикюля бутылку вишневой наливки.

– Не дойду я до до-ома, – подхватили все женщины в комнате.

У крыльца забибикала «Газель» с надписью по борту: «Саранск».

– Гостинцы приехали! – обрадовалась Татьяна Сергеевна. – Неделю как заказала, боялась, что не успеют, а они – вот они!

– Мама, это что привезли? – удивилась Ирина, поправляя бусы на груди и одновременно помешивая кашу.

– Что надо, по обычаю! – уверила мама. – Подарки для гостей, мы их сложим у ваших с Иваном стульев. А ты вот подправь… – Татьяна Сергеевна достала из ящика трельяжа овчинные рукавицы с опушкой. – Видишь, они уже расшитые снежинками. А ты в уголочке вышей свою, маленькую снежиночку. Обязана хоть чуть-чуть приложить руку к свадебному подарку мужу.

– Слушаюсь, – улыбнулась Ирина.

– Ты помнишь, где лежат иголки с нитками? – с преувеличенным ворчанием спросила Татьяна Сергеевна.

– Помню, – с удовольствием ответила Ирина и, прихватив рукавицы, вернулась в свою комнату.

Следом за «Газелью» во двор въехала красная «Мазда» Анны Андреевны. Заднее сиденье и открытый багажник были завалены полевыми цветами.

– Я эти поля никогда не забуду, – восхищенно говорила Алика, доставая охапки цветов, – как же здесь красиво!

– А то! – радовалась Леся, идя с цветами вслед за по-другой. – А запах-то какой, просто праздник!

– Жених приехал! – Вошедший в комнату дед Игнат в рубахе и светлых портах, в лаптях и в картузе благоухал французским одеколоном. – Прошу всех из дома на привечание.

Разодетые женщины вышли на крыльцо, встали полукругом. У ворот стояла телега, из которой спрыгнули Иван, Николай и три девушки. Со всех сторон улицы бежали любопытные соседи. Мужчины на ходу надевали шапки и картузы, подтягивали непривычные порты, а женщины подвязывали платки на головах, обмотки и лапти на ногах, надетые вместо обычной обуви, поправляли рубахи и поневы.

Медленно подошедший к крыльцу Иван торжественно нес в руках каравай. С пояса он достал из ножен нож, срезал верхушку каравая, выкрошил из нее на землю мякиш и наполнил горбушку медом, поданным ему в банке Николаем.

– Прими, отец названый, мое подношение, отдай мне твою дочь в жены.

Встав на колено, Иван протянул Игнату горбушку. Тот, отхлебнув меда и надкусив корочку, передал хлеб Татьяне.

– Подношение принимаю да передаю родной матери, хозяйке дома.

Татьяна, со слезами на глазах, отпила меда и откусила хлеба.

– Отведайте невестиной каши! – заявила Анна Андреевна и протянула Ирине кастрюлю.

Деревянной ложкой Ирина зачерпнула сладкую кашу, подошла к Ивану и с поклоном передала ему ложку с пшенкой. Следующим отведал кашу Николай, затем Игнат и мама, Ольга, а дальше все гости по старшинству.

Алике и Лесе достались остатки, и дочь старательно шкрябала ложкой по дну кастрюли.

– Я знаю, мама, нельзя оставлять ни крошки, иначе жизнь будет неполной, – прокомментировала Алика.

Дед Игнат стукнул по плечу Ивана плетью, поданной ему подскочившим Степанычем.

– Езжай, проси благословения у родных.

Согласно кивнув, Иван вернулся к телеге, куда забралось еще шесть человек соседей и соседушек, и телега покатила дальше, в конец городка, где дорога заканчивалась на кладбище.

После отъезда телеги жениха женщины-хозяйки и гостьи стали развешивать по двору «приданое» и носить скатерти – застилать ими привезенные с комбината сколоченные столы. Прибыла первая машина-буханка из столовой. Девушки-раздатчицы вынимали из нее посуду и расставляли ее на столах.

– Эх, перебьют половину, когда напьются, – сокрушалась молодая буфетчица, стараясь не зацепиться бусами за тарелки.