Синдик - [48]

— Договор, — проговорила Ли. — Могу тебе сказать, что они все в этом замешаны. Теперь, когда я своими глазами увидела Правительство в действии, я поняла, что я видела в Крими. Они прогнили, вот и все! Они прогнили! То, как они с тобой обращаются, думая, что ты ниже их. Мой дядя иногда бывает заносчивым, иногда он кого-нибудь выгоняет, иногда дает понять, что он — самая высокопоставленная персона в Синдике и не позволяет себя учить. Но у него самого дух другой. В Синдике — это отношение родителей к своим детям. У Крими — это отношения хозяина к рабу. Это не зависит от возраста, от твоих успехов, а только от рождения. Ты говоришь мне: «Ты — Фалькаро», и это кое-что значит. Почему? Не потому, что они дали мне возможность остаться Фалькаро. Если бы у меня не было головы на плечах, они бы отказались от меня еще в детстве. У Крими не так. Кем бы ты ни был, Риган — всегда Риган, сейчас и навсегда. Даже если это такой мелкий параноик, как отец Джимми. Даже если это такой жиголо, как сам Джимми. Боже мой, Чарли, я боюсь! Наконец-то я узнала их, и я боюсь! Если бы ты бывал в Чикаго, ты бы понял, почему. Дворцы у озер, красивее, чем в Нью-Йорке. Бульвар имени Ригана, красивее, чем Скрэтч Стрит Сквер — огромные мраморные статуи, сотни футов восхваляющих его фризов! Трущобы бедняков ты можешь увидеть только случайно. Серые кирпичные коробки еще со времен Третьей Войны! Дети с лицами мелких подхалимов, мужчины со свинскими рожами, женщины с фигурами, напоминающими пивные бочки — и все они таращатся на тебя, когда проходишь мимо, как будто бы они с удовольствием перерезали тебе горло. Я никак не могла понять до сих пор этого выражения их глаз, и ты не сможешь понять, о чем я говорю, до тех пор пока сам не увидишь эти глава.

Чарлз внутренне сопротивлялся этой версии. Она была слишком проста. Все это не соответствовало его представлениям о жизни в Северной Америке, и, следовательно, либо Ли Фалькаро ошибалась, либо она впала в истерику.

— Ладно, — пробормотал Орсино, поглаживая ее волосы. — Все будет в порядке.

Она вывернулась из его объятий и разозлилась:

— Я не хочу чтобы меня утешали. Они сошли с ума, говорю тебе! Дик Рейнер был прав. Нам удалось вырваться из застенков Правительства. Но Фрэнк Тэйлор тоже был прав. Мы должны нанести удар по Крими раньше, чем они нападут на нас. С ними покончено, они зашли слишком далеко, чтобы терпеть это дальше. Если мы позволим им остаться с нами на континенте, их гниль заразит и нас, она окажется для нас смертельной. Мы должны что-то предпринять! Надо что-то делать!

— Что?

Этот вопрос поставил ее в тупик. Через минуту она хихикнула:

— Этот сытый, довольный, счастливый Синдик терпеливо ждет, пока заморские волки и миссиссипские маньяки готовятся к прыжку. Да, надо что-то делать, но что?

Чарлз Орсино был не силен в методах убеждения и вообще в абстрактном мышлении, и сам это понимал. Он знал, что его достоинствами, которые приблизили его к Ф.У.Тэйлору, были энергия и талант в общении с людьми. Но что-то в словах Ли прозвучало очень фальшиво именно на общем, абстрактном уровне.

— Эти мысли никуда тебя не приведут, Ли, — медленно проговорил Чарлз. — Я не слишком много взял от дядюшки Фрэнка, но зато усвоил следующее: ты угодишь в неприятности, если навыдумываешь себе что-то об окружающем мире и будешь действовать так, будто твое представление о нем и есть сама истина. Синдик — это не сборище просто чего-то ждущих людей, а Правительство — это не волки, Крими — не маньяки. И они не готовятся к прыжку на Синдик. На Синдик напрыгнуть не так-то легко. Это все люди с их нравственностью и верой.

— Вера — прекрасная штука, — горько проговорила Ли Фалькаро. — Откуда ты взял свою?

— От людей, которых знал и с которыми работал. От барменов, букмекеров, полицейских. От простых людей.

— А как насчет тех несчастных в Ривередже? Той шлюхи в Нью-Портсмуте, которая выдала меня береговой охране? Тех невротиков и психопатов, которых я встречала все больше после того, как опровергла результаты Либермана? Чарли, Североамериканское Правительство меня не особенно интересует. Меня волнует мысль, что они связаны с определенными силами на континенте. Это особенно волнует потому, что тогда окажутся трое против одного. Против Синдика — Крими, Правительство и наши собственные неустойчивые граждане.

Дядя Фрэнк никогда не пропускал слово «граждане» без того, чтобы за ним не последовала какая-нибудь тирада. «Мы не какое-то там Правительство, — орал он всегда. — Мы должны мыслить в категориях старинной верности, которая Синдик сплачивает!» Дядя Фрэнк вел малоподвижный образ жизни, но однажды он не погнушался лично довести до краха новую учебную систему для Медицинского Центра, которая возглавлялась одним симпатичным юношей. Он с большим энтузиазмом избил того палкой, после чего произнес:

— Следующему умнику, который попытается в своем бизнесе использовать эти перфокарты, я засуну их в его паршивую глотку. На кой черт нам нужны перфокарты? Или там достаточно места и врачей, или нет. Если достаточно, мы будем лечить больных. Если нет, мы на скорой помощи отравляем больного в другое место. И если я еще раз услышу это проклятое слово «эффективность»… — он посмотрел на слушателей и вышел, опершись на руку Чарлза. — «Эффективность!» — проворчал дядюшка Фрэнк в коридоре. — Каждый такой умник приходит ко мне, говоря, что люди озабочены убийствами, сокращением своих сбережений на 10 %, что фонд Фалькаро наживается на разорении мелких конкурентов, так как 15 % средств идет людям, которые ни в чем не нуждаются и 8 % из них получают пенсии по старости, хотя им нет еще и шестидесяти. «Работайте эффективнее, — говорят мне они. — Экономьте деньги, устраивайте тройные проверки. Ужесточите правила Фонда. Внедряйте огромные статистические системы, так чтобы мы могли учесть всех, кто получает средства от Фонда!» Ха-ха! Найди вместо этого людей, кто мог бы