Синдик - [45]
— Не знаю, — задумчиво ответил он. — Ведь ясно, что ты принадлежишь к другому классу. Я только мелкая сошка в полиции Нью-Йорка. Мне бы не удалось достичь даже этого, если бы не дядя Фрэнк, а ты — Фалькаро. Даже представить себе невозможно, чтобы я мог сделать тебе предложение. Думаю, это и удерживало меня, и я не хотел этого допустить. И вот я от тебя потерял голову! Черт! Ведь я мог броситься в воду, доплыть до базы и изображать из себя идиота, пытаясь отыскать Гриннела, но внутри себя я уже тогда все решил. Девочка мертва!
— Мы еще сделаем из тебя психолога!
— Психолога? Ты шутишь!
— Нет, я не шучу. Дорогой, тебе понравится психология. Знай, тебе уже никогда не придется играть в поло.
«Дорогой! Во что он вляпался? Старина Джекоби женился в свои шестьдесят лет в четвертый раз, ведь так? Милый Боже, неужели, его подцепили на крючок в 23? Была ли она уже замужем? Представляет ли она себе, кто он? Или она неразборчива в своих связях? Будет ли она и дальше такой же неразборчивой? Он не знал; это как раз тот случай, когда об этом не спрашивают: единственное твое преимущество, если тебе оно нужно, это то, что ей никогда не придет в голову спросить об этом тебя. И что отсюда следует? надо выкручиваться», — это промелькнуло в его мозгу, как панический мимолетный всплеск. — «Да пошло все к черту!» — и он снова ее поцеловал.
Ей все-таки хотелось знать:
— Что — к черту, дорогой?
— Все. Расскажи мне о психологии. Ведь мне больше не придется играть в поло.
Прошел целый час, пока она, наконец, смогла рассказать ему о психологии.
— Небрежение ею было преступлением, необъяснимым преступлением. В течение примерно ста лет почему-то считали, что психология — мертвая наука.
— Правильно, — проговорил он влюбленно, играя с ее локоном. — Почему?
— Либерман, — ответила она, — Либерман из университета Джона Гопкинса. Он был одним из старейших приверженцев традиционной топологической психологии — пусть этот термин тебя не пугает, Чарлз, — это только название определенной системы. Он написал черт-те сколько обвинений в адрес психологической школы mengenlehre, основанной на теории множеств, где рассматривались множества эмоций, вхождений реакции в тот или иной класс и т. п. Он пытался опровергнуть их постулаты, доказывая, что их выводы не соответствуют эмоциям и реакциям случайной выборки людей. После этого наступила расплата: он применил ту же проверку на истинность к выводам собственной школы и обнаружил, что они тоже не соответствуют им же установленным критериям. Это его не испугало — он был ученым. Либерман опубликовал свои результаты, и после этого все провалилось. Все, от профессоров до учащихся средних школ, бросили занятия психологией настолько резко, что вся область психологии через двадцать лет полностью вымерла, словно какая-нибудь хиромантия. Лишь чудом это не произошло еще раньше, ведь трещины в ее фундаменте были так очевидны! Старые учебники тоскливо описывали такие симптомы, как психозы, неврозы и т. п., которые просто не наблюдались в реальной жизни! И поэтому вся эта психология просто исчезла.
— И к чему это нас приводит? — спросил Чарлз. — Taк наука она или не наука?
— Наука. — просто объяснила Ли. — Либерман и его последователи зашли слишком далеко. Это стало чем-то вроде истерии. Экспериментаторы должны проявлять большую гибкость. Они неправильно расценили полученные ими результаты, неверно оценили статистические выводы, неправильно понимали задачи своей психологической школы и тем самым опровергали не истинные, а выдуманные ими самими результаты.
— Но — психология! — запротестовал Чарльз, взволнованный тем, что мозг человека был предметом научною изучения — не потому, что он впервые об этом услышал, а именно из-за того, что каждый знал, что психология — это лженаука.
Она пожала плечами.
— Здесь я помочь ничем не могу. Мы исследовали работу органов восприятия физиологическими методами, и поисках луча света в темном царстве пытались выявить закономерности в еще до-либермановских учебниках. Некоторые из выводов были настолько позитивными, что мне удалось опровергнуть один из либермановских постулатов. Этот старик умер, так и не вырвавшись из своих заблуждений. Конструкты теории множеств прекрасно соответствуют тому, как на самой деле работает человеческий мозг. Я продолжила эксперименты, и постепенно возродились школы, которые сто лет назад практически прекратили свое существование как ошибочные — теперь же оказалось, что они верно описывают деятельность человеческого мозга. А некоторые имели и возможность предсказывать его работу. Эту теоретикомножественную психологию я и применила для того, чтобы трансформировать тебя и себя в другую личность, включая и возможность и обратной трансформации. Как видишь, это удалось! Видишь, Чарлз? Мы на пороге чего-то очень значительного!
— Когда работал этот Либерман?
— Не помню точно даты. Распад научных школ относился примерно к периоду деятельности Джона Дж. Фалькаро.
Это как раз совпадало. После Джона Дж. был Рафаэль, после него — Амадео Фалькаро, первый лидер Синдика во времена восстания. При Джоне Дж. люди наслаждались плодами добытой в бою свободы, набитые товарами склады опустошались, профсоюзные порядки были отброшены в сторону с огромней радостью, строители
