Синдбад-Наме - [54]

Шрифт
Интервал

— О мать! — говорил он. — Ты затопила меня своими благодеяниями и милостями, прибавив к ним сочувствие. Но осталась еще одна просьба. Если ты удовлетворишь ее, то она украсит твои прежние милости.

— В чем дело? Что тебе нужно? — спросила сводница.

— Ты должна помирить мужа с женой, чтобы между ними воцарилось согласие, чтобы обида была забыта, а путь к дружбе приведен в порядок и распря была искоренена.

Она ответила поговоркой: «Ты даровал лук тому, кто сделал его, и поселил в доме самого строителя», а затем продолжала:

— Завтра утром будь у лавки торговца. Как увидишь меня, скажи: «Что ты сделала с платьем?»

На другой день в условленный срок они пришли к лавке.

— О мать! — начал юноша. — Ты передала то платье? Успокоила мое сердце?

— Она не взяла его, — ответила сводница, — и вернула мне. Я отнесла платье в дом господина торговца, но его не было дома, и я оставила его там, чтобы он вернул деньги.

Торговец, услышав этот разговор, понял, что он совершил ошибку и поступил опрометчиво. Он раскаялся в своих поступках, стал упрекать себя и говорить:

Всякое блаженство в мире разбивается разлукой,
Разве есть на свете счастье, что не омрачится мукой?
Торговец тут же вернул плату за платье, порицая старуху.
*Воистину, когда в делах тебе встречается преграда,
Терпенье может подсказать, на что питать надежду надо.

Затем он отправился к родителям жены, стал просить прощенья за прошлое, с почетом привел жену домой и прочел при этом стихи:

*Пусть бог презрит необходимость,
Что портит нрав благих мужей.
* * *
Поступай, о красавица, как подобает тебе.
Я же сделал лишь то, что достойным мужам подобало,

— Я рассказал эту историю затем, — закончил везир, — чтобы уму шаха стало известно, что разновидности коварства и разветвления хитрости женщин неизмеримы и превосходят пределы предосторожности и осмотрительности, а просветленный разумом мудрец не обращает внимания на их болтовню и не придает значения их мерзости, пакости и грязи, он не начнет ни одного важного дела по совету и наущению женщин, так как последствия этого пагубны, а результаты позорны. В силу этих соображений, основанных на разуме и вере, благородстве и великодушии, недостойно из-за поклепа и навета существа, лишенного разума и не обладающего рассудком, наказывать сына, на челе которого блистают черты правдивости, на лбу которого видны следы благородства и признаки великодушия, способности которого очевидны вельможам государства и независимый дух которого ясен великим мужам страны, и лишать престол страны такого украшения и наряда, ибо завтра, когда ночь подозрения, словно лучезарный день, покажет свой лик и солнце истины выйдет из-за завесы туч неведения, когда лицо этого позорного события выглянет из-за покрывала торопливости, тогда раскаяние будет бесполезным, отчаяние — безрезультатным, нога отмщения будет бездействовать на арене желания, рука исправления окажется короткой на пути достижения цели стремлений. А ведь рассудок говорит: «Ты бросил разум ради видимости».

Если верное решенье принял разум твой,
От него не отступай ты и на прежнем стой.

Услышав эти объяснения, выслушав такие речи, шах приказал отвести царевича в темницу и отсрочить казнь.

Услышав эту весть, рабыня дрожала всю ночь, словно живая дичь над пламенем, трепетала, как ртуть. Она простилась со сном и рассталась с отдыхом и спокойствием, в ее груди загорелось пламя, она устремила взор к небу и произнесла:

*Раскололась бы скала, если б испытала муки,
Что испытываем мы в черный день, в канун разлуки.
* * *
Тяжкий груз, что на сердце упал мне в этот горький расставанья час,
Знаю только я да тот, кто создал и обрек на эти муки нас.

Всю ночь, словно матери убитых и отцы погибших, не зная ни сна, ни покоя, положив голову на подушку скорби, грудь — на ложе печали и горя, в молчании, лишившись терпения и спокойствия, она проливала скорбные слезы и читала такую газель:

Хотите, чтоб тоску я превозмог?
Но как же быть, когда я одинок?
Всю ночь со мною звезды говорят,
Но вот — зарею гасит их восток.
А утром вновь страдаю я один;
Друзей меня лишил капризный рок!

Когда первые лучи светозарного шатра солнца показались на горизонте с востока, а знамена и стяги *Тира и *Нахид склонились долу на западе, когда отряды подвижных и неподвижных звезд в страхе пред ударами занесенного меча солнца побросали в бессилии щиты, а светила вращающегося небосвода от стыда пред блестящим ликом солнца скрыли голову под завесой, когда упали веревки шатра мрака в лазурном саду небосвода, когда

Сокол утра над миром взлетел, далеко на востоке паря,
А на западе ворона ночи прогнала с небосклона заря.
* * *
Когда из лазурного сада лазурных небес
Ночи зеркальный шатер без остатка исчез,

невольница взяла бутылку с нефтью и направилась к престолу шаха с плачем и причитаниями. Воздав хвалу и должное почтение падишаху, она сказала:

Ужель должна я умереть от жажды,
Хоть водоем передо мной бушует?

— Теперь, — продолжала она, — коль совершенная справедливость и высокое благородство не воздают этой нижайшей рабе по заслугам и не обращают внимания на низкий поступок, совершенный по отношению к ней, поскольку шах не проявляет милости к обиженным и не оказывает благосклонности угнетенным, коль скоро сын шаха совершил такую мерзость в шахском гареме, священном и неприкосновенном, словно святыня, а справедливость шаха медлит с наказанием этого предосудительного поступка, поскольку шах считает дозволенным подобный позор и гнусность, такой грех и преступление, достойное возмездия в том мире и наказания в этом, то я сожгу себя, но выступлю с притязанием в великий Судный день. Там расскажу я все о себе, о насилии и несправедливости, проявленных по отношению ко мне шахом, его сыном и его везирами, в славном чертоге всеславного господа, в тот день, *«когда не помогут ни имущество, ни дети, кроме как тому, кто пришел с праведным сердцем», в тот день, когда справедливым и безупречным судией является тот, кому не дозволены ошибки и прегрешения, в день, когда адские стражи наказывают геенной, когда от насильников-тиранов требуют ответа за слабых и обиженных, когда праведным воздается за добрые дела, а грешникам — за злые. И ясно как день, что падишах подвергнется наказанию и возмездию по вине злокозненных везиров, ибо они препятствуют ему совершать добрые и праведные дела и тучей-завесой насилия прикрывают его разум-солнце, восходящее на горизонте справедливости. А падишах из-за их наветов и обвинений подозревает меня, считая мои правдивые слова ложью и клеветой, и тем самым топчет ногой насилия и жестокости прекрасный лик справедливости и правосудия. И я не знаю, какие оправдания и извинения приведет падишах в день воскресения, а также боюсь, что если он будет настаивать на своем отказе и верить и доверяться коварным везирам, то с его советниками произойдет то же, что произошло уже однажды с везирами, предавшими своего шаха.


Рекомендуем почитать
Путешествие восьми бессмертных

Настоящее издание — первое общедоступное собрание сочинений синолога и этнографа П. В. Шкуркина (1868–1943), одного из самых известных востоковедов русской эмиграции, многолетнего друга и соратника В. К. Арсеньева, с 1913 г. жившего в Китае, позднее в США. Сочинения Шкуркина, который собрал и перевел на русский язык множество китайских и корейских сказаний и легенд, до сих пор оставались известны лишь ученым либо выпускались минимальными тиражами по спекулятивным ценам, что препятствовало знакомству с ними широкого круга читателей.Во второй том собрания вошли переложения классических китайских легенд и сказаний — народной «Легенды о Белой Змее», ставшей основой многочисленных драматических и оперных постановок, кинофильмов и т. д., а также знаменитого даосского сказания «Путешествие восьми бессмертных за море».


Деде Коркут

Вниманию читателей предлагается оригинальная повесть азербайджанского писателя Анара, написанная по мотивам древнего тюрко-огузского эпоса «Книга моего деда Коркута». В повести освещены почти все сюжеты, сюжетные линии, эпизоды и даже отдельные мотивы памятника далекой старины. В его повести очень рельефно подчеркнуто все то положительное, чем жило огузское общество и что увековечено сказителями. Основной пафос повести «Деде Коркут» составляет стремление огузов жить в мире и согласии между собой и с соседями.В предлагаемой читателям повести Анара «Деде Коркут» сохранен своеобразный стиль тюркского героического эпоса.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.


Мудрецы Поднебесной империи

Китай, Поднебесная империя – родина древнейших, но не утрачивающих своей значимости философских учений и мировых религий, фантастическое царство всепроникающего духа и средоточия мистических сил Земли, центр сакральных знаний человечества и мир, хранящий первозданные тайны природы. И в то же время – духовное и плотское, мудрость и глупость, богатство и бедность, алчность и щедрость, милосердие и жестокость, дружба и вражда – все человеческое оказывается представленным здесь каким-то непостижимо символическим образом.


Макамы

Макамы — распространенный в средневековых литературах Ближнего и Среднего Востока жанр, предвосхитивший европейскую плутовскую новеллу. Наиболее известным автором макам является арабский писатель, живший в Ираке. Абу Мухаммед аль-Касим аль-Харири (1054—1122). Ему принадлежит цикл из 50 макам, главный герой которых — хитроумный Абу Зейд ас-Серуджи — в каждой макаме предстает в новом обличье, но неизменно ловко выпутывается из самых затруднительных положений. Макамы написаны рифмованной ритмической прозой с частыми стихотворными вставками.


Торикаэбая моногатари, или Путаница

«Путаница» («Торикаэбая моногатари») — японский роман XII века из жизни аристократического общества. Завязкой романа является появление на свет похожих как две капли воды брата и сестры, по мере взросления которых оказывается, что мальчик воспринимает себя девочкой, а девочка считает себя мальчиком. Что, кроме путаницы, может получиться из этого? Что чувствовала женщина, став мужчиной, и что заставило ее снова стать женщиной? Как сумел мужчина побороть природную застенчивость? Это роман о понимании и нежелании понять, о сострадании и жестокости, о глубокой и преданной любви.