Синдбад-Наме - [46]
Весь заработок охотника и пропитание его семьи зависели от этой собаки. Так они и жили. Однажды охотник в горах побежал за добычей, и вдруг перед ним открылась пещера. Там он заметил щель, из которой капал мед. Он стал вглядываться и увидел рой пчел, устроивших там улей. Пчелы и днем и ночью собирали нектар с цветущих деревьев и трав в окрестностях гор. Они то садились на розы и гиацинты, то порхали над нарциссами, — припасали на зиму мед с различных цветов. При входе в улей были расставлены пчелы-привратники для защиты от посторонних. Увидев все это, охотник подумал: «Я набрел без всякого труда на клад, без усилий мне достались сокровища. Ведь говорят: «Коли ищешь — будь упорен, коли нашел — используй». Я не знаю богатств верней и трудов праведней этих. Теперь я ежедневно буду забирать отсюда мед, и это обеспечит мне жизнь».
Охотник набрал меда в сумку и, придя в город, снес его бакалейщику. Узнав цену, бакалейщик положил мед на весы. Он уже собирался взвесить его, когда капля меду упала на пол. А он держал в лавке ласку, обученную и дрессированную, которая ловила и уничтожала мышей.
Увидев каплю меда, ласка подбежала и слизнула ее. Собака охотника, по своей привычке, зорко следила за ней. В ней проснулись инстинкт и выучка, она прыгнула на ласку и придушила ее. Бакалейщик, когда убили его ласку, вспылил, бросил камень в голову собаки, и та околела. Но тут охотник обнажил свой меч, ударил бакалейщика и отсек ему руку. Другие торговцы, увидев своего товарища в беде, стали бить охотника и забили его до смерти. Вести об этом дошли до правителя города: мол, у какого-то бакалейщика без вины отрубили руку, а базарные торговцы во время свалки убили охотника. Он собрал стражников, чтобы прекратить беспорядки и погасить пожар смуты и волнения городской черни. Но мятежники вступили в схватку со стражей правителя и произошло жестокое побоище. Кончилось тем, что было убито семь тысяч человек, а город пришел в запустение. Ведь есть же поговорка, что «сто лет насилий царей стоят двух дней мятежа черни».
— Я довела эту повесть до благословенного слуха падишаха — да дарует Аллах ему только радость, — продолжала невольница, — чтобы ему стало известно, что шип смуты подтачивает основы державы и, если не искоренить его вовремя, ее вредные качества вызовут много неприятностей и бедствий и справиться с ней будет не так-то уж легко.
— Я лишилась надежды на справедливость шаха, — закончила свою речь невольница, — поэтому вынуждена обратиться за помощью в чертог всеславного творца, принести жалобу великому посланнику Аллаха, ибо тот, кто стучит во врата Аллаха, не ошибается.
Шах после этих слов пришел в ярость и тут же приказал казнить шахзаде, чтобы день казни стал датой торжества законов справедливости и правосудия, чтобы весь мир знал, что он не дает поблажки даже куску своего сердца, зенице своего ока, что ни к одному чужеземцу не проявит несправедливости, поскольку великие мужи сказали: «Главенство зиждется на наказании».
Когда весть об этом дошла до пятого везира, он велел палачу повременить с казнью.
— Погоди, — сказал он, — пока я не навещу шаха и не объясню ему вред торопливости в смертных приговорах. Я постараюсь уговорить его отсрочить казнь, посмотрим, что он повелит.
Пятый везир приходит я шаху
Пятый везир, чей твердый ум был светилом на царских собраниях, а ясный разум — ключом для разрешения самых трудных задач державы, пришел в тронный зал шаха. После оказания почестей и приветствий он сказал:
— Весь мир должен благодарить Аллаха за все новые оказываемые им благодеяния. Еще большую благодарность обязаны приносить те слуги и служители господа, которые живут под сенью милостей и благосклонности шаха, ибо все, что желают и о чем мечтают они в своей жизни, все, что только может представить себе человеческая мысль, все почести и блага обретаются благодаря щедрости вашего величества. Эти благодеяния превосходят заслуги и права тех, кому они оказываются, и нет большей благодарности, чем предупредить благородный и справедливый сан шаха от порицаемых действий и осуждаемых поступков. Если падишах по торопливости отдает приказание о казни, то я постараюсь привести доводы в пользу отсрочки ее. Сейчас шах — только по навету и поклепу, доказать которые разум не в силах, а опровергнуть очень легко — приказал казнить без причины царевича и тем самым разорвать ожерелье его жизни, которое снизано из самых драгоценных жемчужин бытия. И если шах не поразмыслит сперва над этим делом, если он не взвесит тщательно и старательно его начало и конец, то раскается, как это случилось с тем купцом-чревоугодником, который не подумал как следует вначале, и пришлось ему раскаиваться и сожалеть под конец, хотя сожаление было уже ни к чему.
Падишах велел рассказать, как это случилось.
Настоящее издание — первое общедоступное собрание сочинений синолога и этнографа П. В. Шкуркина (1868–1943), одного из самых известных востоковедов русской эмиграции, многолетнего друга и соратника В. К. Арсеньева, с 1913 г. жившего в Китае, позднее в США. Сочинения Шкуркина, который собрал и перевел на русский язык множество китайских и корейских сказаний и легенд, до сих пор оставались известны лишь ученым либо выпускались минимальными тиражами по спекулятивным ценам, что препятствовало знакомству с ними широкого круга читателей.Во второй том собрания вошли переложения классических китайских легенд и сказаний — народной «Легенды о Белой Змее», ставшей основой многочисленных драматических и оперных постановок, кинофильмов и т. д., а также знаменитого даосского сказания «Путешествие восьми бессмертных за море».
В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.
Вниманию читателей предлагается оригинальная повесть азербайджанского писателя Анара, написанная по мотивам древнего тюрко-огузского эпоса «Книга моего деда Коркута». В повести освещены почти все сюжеты, сюжетные линии, эпизоды и даже отдельные мотивы памятника далекой старины. В его повести очень рельефно подчеркнуто все то положительное, чем жило огузское общество и что увековечено сказителями. Основной пафос повести «Деде Коркут» составляет стремление огузов жить в мире и согласии между собой и с соседями.В предлагаемой читателям повести Анара «Деде Коркут» сохранен своеобразный стиль тюркского героического эпоса.
В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.
Китай, Поднебесная империя – родина древнейших, но не утрачивающих своей значимости философских учений и мировых религий, фантастическое царство всепроникающего духа и средоточия мистических сил Земли, центр сакральных знаний человечества и мир, хранящий первозданные тайны природы. И в то же время – духовное и плотское, мудрость и глупость, богатство и бедность, алчность и щедрость, милосердие и жестокость, дружба и вражда – все человеческое оказывается представленным здесь каким-то непостижимо символическим образом.
Макамы — распространенный в средневековых литературах Ближнего и Среднего Востока жанр, предвосхитивший европейскую плутовскую новеллу. Наиболее известным автором макам является арабский писатель, живший в Ираке. Абу Мухаммед аль-Касим аль-Харири (1054—1122). Ему принадлежит цикл из 50 макам, главный герой которых — хитроумный Абу Зейд ас-Серуджи — в каждой макаме предстает в новом обличье, но неизменно ловко выпутывается из самых затруднительных положений. Макамы написаны рифмованной ритмической прозой с частыми стихотворными вставками.