Символы. Песни и поэмы - [23]

Он пристально заглядывал в тайник

Души своей, до дна в него проник,

Смотрел, искал, прислушивался, очи

Вперив во тьму… и в сердце находил

Лишь мрак и пустоту, — он разлюбил!

CVIII

А между тем она так свято верит;

Он победил, окончена борьба,

Она теперь покорна и слаба,

Не взвешивает чувств своих, не мерит;

Его мгновенных прихотей раба —

Идет на жертвы, горе и страданье

Безропотно, как агнец на закланье.

CIX

Увы! Для бедной девушки порой

Так ясно, что ее покорность губит,

Что надо быть кокеткой, гордой, злой, —

Но силы нет, и с детской простотой

Она открыто, беззаветно любит;

И тем неумолимее Сергей,

Сознав вину, срывает гнев на ней.

СХ

Послушная, она не возражает,

Не жалуется, — он бы и не мог

Ее понять, — тихонько вытирает

Глаза, в дрожащих ручках свой платок

Свернув, как дети, в маленький комок,

И слушает, и горько-горько плачет:

«Ну что же, Бог с ним, ничего не значит.

CXI

Пусть он не прав, я все перенесу…»

Сергей, смотревший с нежностью глубокой

На бледный, лик, на светлую косу,

На милую, печальную красу,

Теперь глядит так злобно и жестоко,

Как за слезою катится слеза,

И красные, опухшие глаза

СХII

Ему не нравятся. Уж в сердце глухо

Вражда заговорила, — скука, лень

И отвращенье: так в осенний день

Бывает пыльно, ветрено и сухо;

И хоть бы капля чувства, хоть бы тень…

В душе он ищет жалости напрасно:

В ней все так жестко, холодно и ясно.

CXIII

«Ты разлюбил меня, Сережа?» — раз

Бедняжка молвит; ждет она лишь слова,

Одной улыбки, взора милых глаз,

Чтоб верить вновь и все простить тотчас,

Ему на шею броситься готова…

Сергей со злобой начал говорить,

Что он ее не в праве разлюбить.

CXIV

И как могло сомненье в ней явиться?

Ведь, кажется, вопрос решен; она

Уверенною быть вполне должна,

Что не раздумал он на ней жениться…

И Вера слушает, как смерть, бледна,

И только очи широко открыты,

Какой-то мертвой дымкою покрыты;

CXV

Их взор безжизнен, сух и воспален,

В Забелине кипело чувство злое;

«Как этот взгляд, — с досадой думал он, —

Невыразителен и неумен;

В нем что-то глупое, совсем тупое…»

Поняв, что уж ничем нельзя помочь,

Ему писала Вера в ту же ночь:

CXVI

«Я разлюбила вас, и не желаю

Притворствовать. Запомните, Сергей,

Хотя могли вы быть ко мне добрей,

Я вас ни в чем, ни в чем не обвиняю

И лишь прошу уехать поскорей.

Ведь искренность для нас всего дороже,

А вы не любите меня, — я тоже.

СХVII

Молю тебя, мой милый, уезжай,

Я требую, ни дня не медли дольше;

Но, возвратясь в родной, далекий край,

Хоть изредка про Веpy вспоминай.

Я буду за тебя молиться… Больше

Не встретимся мы на земном пути;

Да сохранит тебя Господь, — прости!»

CXVIII

Как плакал он, письмо ее читая,

От жалости не к Вере, а к себе…

Достиг он цели, победил в борьбе

И утолил тщеславие. Пустая,

Ничтожная победа, что в тебе?..

Бесцельное свершил он преступленье,

Навеки стыд в душе и угрызенье.

CXIX

Сумел любовь рассудком он убить.

Что пользы в том? Увы, за свежесть чувства,

За каплю нежности, за дар любить,

Как любят дети, просто, без искусства,

За тот порыв, дающий силу жить, —

Он отдал бы, раскаяньем томимый,

Свой гордый ум, — свой ум непобедимый.

СХХ

Он молод, впереди вся жизнь, в нем кровь

Кипит, а уж в сознанье холод вечный…

«Нет, мысль — не все, есть вера, есть любовь;

Но где же взять их, как вернуться вновь

К любви без дум и к простоте сердечной?» —

Так размышлял он, в экипаж садясь.

«Ну, с Богом, в путь!» — и тройка понеслась.

CXXI

Холодный ветер; пыль встает клубами,

Вдоль по пути летят, за роем рой,

Сухие листья осени глухой…

Река бушует темными волнами,

А нежный тополь, что шумел весной

В лазури утренней и пел про счастье,

Теперь дрожит под холодом ненастья.

СХХII

Там, над дорогой, меж густых ветвей,

Стояла Вера. Все затихло в ней,

Как будто не сама она страдала,

А лишь рассказ давно минувших дней

В какой-то книге про себя читала,

Как будто только сон ей снился… Вдруг

Раздался колокольчик… Слабый звук

СХХIII

Все ближе, ближе… Он! «Сережа, милый!..»

Не слышит… тройка мчится, замер крик…

В ней сердце, мысли, очи, бледный лик,

Все существо с неудержимой силой

Туда, за ним, стремилось в этот миг:

Так стебли трав в воде дрожат порою,

Стремясь за убегающей волною.

CXXIV

Как листьев легкий шум, ее слова

Унес холодный ветер в даль, и голос

Затих, на грудь поникла голова;

Как скошенный на ниве бедный колос,

Без слез, без жалобы, почти мертва,

Она упала… И ему так больно,

Так страшно сделалось, что к ней невольно

CXXV

Он обернулся; но вперед, вперед

Рванули кони и стрелой умчали…

Возврата нет! Увы судьба не ждет,

И в даль она, как тройка, унесет

От всех, кого любили мы и знали;

Они с мольбой взывают нам вослед:

«Вернись, помедли!» — но возврата нет.

CXXV

Они к нам простирают руки, тщетно!

Мы далеко: «Прости!»… последний взгляд

С отчаяньем кидаем мы назад…

Наш крик замрет в пустыне безответной;

Взовьются кони и летят, летят,

Чем дальше, тем скорей, неутомимо, —

Мечты, друзья, любовь — все мимо, мимо!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

I

«Beati possidentes»,[10] — вот что важно:

Блаженны те, чей кошелек набит

Кредитными рублями! Пусть отважно

Их мысль в надзвездной области парит: