Симулятор. Задача: выжить - [9]

Сейчас вспоминаю, думаю — почему не убежал? Мы же совсем рядом, в двух шагах стояли. И как будто застыли оба, смотрим, как труба машину пожирает, и рукой пошевелить не можем. Дед верно говорит: такое состояние ступором называется. Страшная вещь, это, наверное, как заяц перед змеей, да?..

— Аа-ааа, трам-та-ра-рам!! — ругался Комаров.

Слава Богу, у этого безмозглого хватило соображения наружу выпасть. Он выпал, споткнулся и лицом вниз, а автомат на пассажирском месте забыл. На ноги поднялся, а рожа мокрая, и рубашка мокрая насквозь, вся пыль к нему прилипла. Он хотел за автоматом назад полезть, но тут мы вместе прыгнули, да. Мы с Сашей-Нильсом словно проснулись и прыгнули, этого глупого Комарова от машины оттаскивать.

«Уазик» вертикально подскочил, дыбом уже встал, и плавно так вниз, в глубину поехал. Какая там глубина, я не знаю и не хочу знать, но от машины за две секунды ничего не осталось. Для мерзости серой оказалось все равно, что кушать — ворону или двигатель внутреннего сгорания. Так глупый сержант погубил и оружие, и автомобиль.

Возможно, это был последний автомобиль на земле. Теперь мы это не проверим.

Я снял футболку и выжал воду на дорогу. Из меня вытекло страшно много воды, и голову напекло. Нильс присел на обочину, рядом с начальником, и что-то тихо ему говорил. Сержант кивал красной головой и перебирал ладонями песок. Он был, как маленький ребенок, да. Момент наступил такой, что я мог от них убежать, никто за мной не следил. Но я не убежал.

А этот Комаров уселся в пыль и заладил, как сломанная грампластинка:

— Что за фигня тут творится? Что за фигня? — Он у нас как будто спрашивал, а что мы ответить могли? Мы на звезды смотрели, а потом — друг на друга. Звезд все больше становилось, и скоро все небо стало черное. Я такого черного неба в Петербурге не видал никогда, вообще не припомню, да. Тут ведь на севере всегда немножко светло, да? Всегда без фонарей видно, потому что солнце до конца не прячется. Слушай, это я сейчас так спокойно говорю, а тогда, мамой клянусь, чуть штаны не испортил, коленки дрожали. Я даже забыл, что меня эти милиционеры вроде как задержали, документы проверять.

— Что за фигня? — повторял Комаров. — Что за фигня?...

Я подумал — хорошо, что он без автомата остался, так нам спокойнее. Позади меня захрустело тихонько, это серая труба до опоры следующей добралась и кушать ее начала. Потихоньку кушала и держала крепко. Опора даже не накренилась ни разу, только «ноги» ее укорачивались. Мы с Нильсом сидели и смотрели, никак жопу от земли не оторвать было, вот чем хочешь клянусь. Смотрели, как провода натянулись наверху и порвались, как нитки. Только загудело громко.

От «уаза» уже следов не было, зато на трубе еще один черный люк вырос, совсем большой. Но я почему-то догадался, что если близко не подходить, бетон не нападет. И Саша-Нильс мне потом так же сказал, он тоже так догадался.

Оно только на пути своем кушает.

— Жопа, — завыл Комаров, он раскачиваться стал и слюну пускал. — Жопа, это полная жопа... Что за фигня, а?!

— До поселка далеко еще? — спросил меня Саша-Нильс.

— Пешком еще минут двадцать! — Я говорил и смотрел на небо.

На половине неба было утро, на другой половине — наступала ночь.

— Звезды... — сказал я. — Как будто вечер, да? Комаров бормотал что-то про себя, как ребенок в песке руками игрался. И Саша-Нильс забормотал. Я испугался немножко, что Саша-Нильс сейчас тоже с ума сойдет, и останусь в лесу с двумя ненормальными ментами.

— Птиц нету, — повторил громче Саша-Нильс — Генка, вставай, пошли...

— Птиц нету?

— Птицы улетели раньше, мы их видели, — в сумерках лицо сержанта качалось, без глаз и рта. — Ты разве не слышишь, что ни одна птица не поет?

Слева раздался треск. Опора вместе с проводами наполовину погрузилась в бетонную трубу.

— Они раньше нас догадались, и птицы, и все... — Саша-Нильс говорил со мной таким тоном, как будто я с ним спорил. Он как будто доказывал мне что-то. — Понял, мужик?! Все догадались и слиняли, даже тупые коровы...

Даже тупые коровы, про себя повторил я. Теперь я убедился, что оба милиционера — они не уголовники, но оба чокнулись. И я вместе с ними. И бежать уже поздно, потому что мрак вокруг, только ноги сломаешь, да?

— Про что догадались, про затмение?

— Про какое затмение?

Я так внимательно на него посмотрел. Может, думаю, он шутит так? В двух шагах ничего не видно, птицы затихли, это же дураку понятно, что затмение, Редкое явление такое, в школе рассказывали, да?

— Слушай, сержант, может, на трассу пойдем? — осторожно предложил я. — Ты там корочки покажешь, любая машина до милиции довезет.

— Мужик, тебя как зовут? — спросил Саша-Нильс. — Муслим...

Он ко мне вплотную подошел, потому что совсем темно стало, Комара глупого вообще не видно.

— А некуда назад ехать, Муслим. Мы пробовали, веришь? — Саша-Нильс засмеялся нехорошо и сплюнул. — Нету там больше трассы, Муслим. Мы сейчас с тобой поднимем Генку и попробуем пешочком обойти... Левее возьмем, как считаешь?

Похоже, сержанта мой паспорт уже не интересовал.

— А что... что там есть? — спросил я и снова не услышал собственный голос.