Симптомы - [4]

"Роллинг, мы погибли. Роллинг, мы погибли" - так бормочет Михаил Астангов в старой версии "Гиперболоида". Значит погибли. Птицы совсем посходили с ума...

Сколько его соперников легло на два метра с лишним под землю, по которой ходили, случалось, взлетали. Высмеивали, обсуждали друг друга по телефону, чёрт бы его забрал. Улыбается один ходячий мертвец Гарри-кровожёр, потому что никто не ожидал, что этот всех переживет, потому что всегда был неживой. Со своими непонятными и оттого то жалкими, то отталкивающими интересами, вкрадчивым голосом вербовщика. Когда его изредка заставали идущим по проспекту с дамою, он сопровождал ее не как обычный кавалер giovanotto pieno di vigore, а не знаю, точно какая-то эпидемия, призрак чумы - поглядывая на берет или сумочку несчастной так, как никогда не станет смотреть неравнодушный человек. Ему никто никогда не завидовал. Никто никогда не завидовал тем, кто попадал в его круг. "Мне нужны не влюбленные, а надежные, свободные от иллюзий кадры".

Гадина смогла обмануть все их основанные на житейском опыте предчувствия. Самый молодой, неприятный и подлый - он по-прежнему сидит, шевеля волчьими ушами на набережной, с улыбкой эсэсовца возвращает девочке мячик, хлопает по заднице своего парикмахера, отчитывает массажистку "бросай курить", пожимает руку арийского вида зубному врачу. Вцепившись мягкими лапками садиста-тунеядца в перекладину, отрывает от земли паучьи ножки. Поворачивает за черный хвостик очередную "ассистентку" так, что ее ореховые скулы вспыхивают пунцовым накалом. Сволочь. Сволочь албанская. Кривляется, врет. Всю дорогу врал. Пьяницам врал, будто тоже алкоголик. Евреям намекал, мол, тоже еврей. Сопливых фашистов с черепами киргизов уверял, что без ума от Гитлера. Некурящий, дымил коноплею с несчастным Гуго, пока тот был жив. Голубых эксплуатировал. Чего он добивается? В чем его цель? Артемьев вспомнил, как Гадина, с блядским "а-а-а-а-а" садится на шпагат, и поднес два пальца себе к горлу. Потом живо представил себе Гадину, гурмански подпевающую негру по имени Соломон Барк: "Don't hasitate, don't make me wait! C'mon, meet me in Church", и сдавил сам себе пятернею шею.

***

Кот намочил Гадине его книжку. Отдельное издание "Бури" Шекспира. Тот вынимает ножик, берет кота за шиворот и, поигрывая коротким лезвием, говорит: "Я вырежу тебе левый глаз, Лазарь. Умрешь уродом."

Джону шесть, кот белолапый

А на глянцевом листе

Кот в крови ковер царапал,

Нож валялся на плите...

("Отложи папин журнал" Перевод с английского.)

Самое неприятное у Гадины - глаза. Казалось, он не смотрит ими в окружающий мир, а напротив, предметы и поверхности, способные что-то отражать, всматриваются в шагающую мимо них личность с двумя острыми грифелями под средневековым лбом. Нет, он не носил неудобные и немодные очки, как, впрочем, и модные. Он вообще не любил личные вещи на себе - часы, очки, брелоки, крестики. Если и доводилось нацепить какой-то символ - только с целью втереться в доверие, проникнуть в среду, иначе его оттолкнут, как прокаженного. Впрочем, шарахаться от Гарри-кровожёра было глупо, обычно это был испуг перед пустым местом, ибо сам прохвост в этот миг уже стоял за спиной своего противника.

Его левый глаз слегка косил, однако Гадина не был не крив, не пучеглаз. Маленькие, близко посаженые глазки совершенно не вязались с чернявостью волос и развязной привычкой говорить с одесским акцентом. Несмотря на увесистый нос, никому не пришло бы в голову принимать его за грека, за еврея, даже за болгарина. Это был типичный баснословный негодяй без национальности. Подбородок палача-мусульманина, улыбка, которую напрасно было бы искать на семейном фото и - глаза, глаза. Зрачки сужаются до булавочного острия, когда зрачки глаз его жертвы напротив расширяются от умышленно причиненной боли, обиды. Вылезают из орбит от горечи и гнева. Садист. С каким отвратительным прищуром он произносит: "В нашем возрасте поздно полагаться на собственное чутье, пора перестать доверять собственному вкусу. В нашем возрасте смотрят и слушают не то, что нравится, а что порекомендует солидная критика. Пора скрывать свои пристрастия, дабы лишний раз не опозориться". И бывает, потрогает собеседника безымянным пальцем за манжету. "В нашем возрасте" говорилось обычно человеку старше него на добрые десять лет. И улыбочка, как опрокинутый ножками вверх полумесяц, будто провел по спине раскаленной в пламени спиртовки спицей.

Самодовольный смолоду, на фото с бакенбардами, непременно подражающий движениям Элвиса в Лас-Вегасе или Карела Готта на ЦТ... Что может он знать о первом женском обмане, о лихорадочном стремлении забыть о вздувающихся на сердце рубцах, когда тебе говорят: "Я не хочу тебя больше видеть!", и ты взвиваешься пламенем из зажигалки. Кончается гипноз. Где теперь найти другую? Сколько ещё порожних одиноких дней сулит этот разрыв? А?

"Кончилось волшебство - Золушка стремительно набирает вес" - жестоко шутила Гадина в присутствии Мориса, доверчивого толстяка-мецената. Если этот тип настолько опасен, почему он, Артемьев никому не позвонит, не предупредит? Но для этого надо будет звонить, а поднять трубку своей рукой он почему-то уже не в силах. И вообще, к чему такая спешка, что он, умирать собрался, что ли? Успеется.