Симметрия желаний - [5]

– Спасибо, друг. – Офир похлопал меня по плечу, и глаза у него заблестели. – Ты даже себе не представляешь, как нам повезло…

Черчилль быстро, пока Офир не пустил слезу, развернул свой листок.

– «К следующему чемпионату, – прочитал он самым серьезным тоном, – я планирую трахнуть как минимум двести восемь девчонок».

– Сколько-сколько? – захохотал Амихай. – Двести восемь? А почему не двести двадцать две? Или триста для ровного счета?

– Сам смотри, – объяснил Черчилль. – Четыре года, в году пятьдесят две недели. Одна девчонка в неделю – итого двести восемь. Да ладно, я пошутил. Вы что, правда поверили, что я потрачу желание на то, что произойдет и так?

– Прикалываешься, значит? – угрюмо спросил Амихай. Человеку, до скончания дней обреченному терпеть печальную Илану, мысль о том, что можно уложить в постель двести восемь разных женщин, наверняка туманила воображение.

– Само собой, – хохотнул Черчилль и зачитал свою записку: – «К следующему чемпионату я хочу провести громкий процесс. Имеющий большое общественное значение. Я хочу принять участие в деле, которое обернется социальными переменами».

Офир и Амихай восхищенно покачали головами, а я подумал, что мне после заявления Черчилля особенно неловко вслух называть свои желания.

– Давай, твоя очередь, – обратился ко мне Амихай.

Я посмотрел на свой листок. Хорошо хоть, не надо озвучивать все три пункта программы.

– «К следующему чемпионату я хочу по-прежнему быть с Яарой», – промямлил я.

Разумеется, они дружно на меня накинулись.

– Слушай, это несерьезно! – воскликнул Офир. – Мы знаем, что никакой Яары не существует!

– Пока мы ее не увидим, это желание не имеет силы, – вынес свой вердикт Черчилль.

– Наверняка какая-нибудь уродина, – заявил Офир, – потому он ее и прячет. – Он посмотрел на меня – обижусь или нет?

– Спорю на что хочешь, она косая, – предложил Амихай.

– У нее задница размером с аэродром.

– Сиськи до колен.

– Плечи как у грузчика.

– Она вообще мужик, поменявший пол. Раньше ее звали Яар.

– Ладно, – сказал я, – сдаюсь. Во вторник приглашаю вас всех к себе. Познакомитесь с ней.

Но в понедельник я перенес встречу на следующую неделю, сказавшись больным, а потом отменил и ее, под тем предлогом, что мы обещали навестить ее родителей в Реховоте. Конец моим метаниям положила сама Яара, полушутя-полусерьезно заметив:

– Я начинаю думать, что ты меня стыдишься.

– Не дури! – сказал я.

– Тогда почему ты не хочешь познакомить меня со своими друзьями? – спросила она.

– Я как раз очень хочу, – ответил я. – Просто пока не получается.

– Вот и я хочу. Ты столько о них говоришь.

– Разве? – удивился я.

– Да ты их упоминаешь чуть ли не через слово. И гостиная у тебя увешана их фотографиями, пусть и не лучшего качества. Каждые пять минут один из них тебе звонит, и вы заводите разговор. Не деловой и короткий, как делает большинство мужчин, нет – вы вступаете в настоящую дискуссию. Мне вообще кажется, что между вами очень тесная связь. Или я не права?

– Не знаю, – сказал я. – Иногда мне кажется, что да. Что это на всю жизнь. Знаешь, в прошлом году мы ездили на День памяти в нашу школу, и я заметил, что все остальные компании из нашего выпуска распались, и, пока звучала сирена, только мы стояли рядом, плечом к плечу. Честно говоря, я сам не понимаю, в чем тут дело. То ли мы держимся вместе по инерции, то ли нас сблизили последние восемь лет в Тель-Авиве. С другой стороны, когда мы встречаемся, я иногда сам себя спрашиваю: зачем мы это делаем, какой в этом смысл. Но может, этот бесконечный танец – то сошлись, то разошлись – и есть основа дружбы? Как ты думаешь?

– Очень тонкий анализ, – блеснув глазами, сказала Яара. – Но ты уходишь от темы. В следующий вторник мы приглашаем их на ужин, – непререкаемым тоном добавила она и сняла очки.

Я согласился, потому что был не в силах противостоять этим зеленым глазам и потому что не придумал ни одной отговорки, кроме смутного ощущения, что кончится все это скверно, – ощущения, которое я приписал своему хроническому пессимизму.

Ужин, кстати, удался на славу. Парни с аппетитом уминали приготовленные нами фаршированные овощи, а Яара без труда нашла с каждым общий язык. Вместе с Офиром она посмеялась над снобизмом рекламщиков (как выяснилось, она когда-то работала ассистентом продюсера на съемках ролика о стиральном порошке). С Черчиллем обсудила склонность прокуроров проявлять снисходительность к обвиняемому, если тот принадлежит к числу публичных персон. Амихаю рассказала, что вылечилась от мононуклеоза иглоукалыванием, чем немало удивила обычных врачей. Ко мне она постоянно прикасалась, поглаживала по затылку, клала мне на руку ладонь, опускала голову мне на плечо и даже два раза легонько поцеловала в шею, как будто почувствовала то, что я тщательно скрывал от нее все два месяца, что мы были вместе, – страх ее потерять. Признаюсь, еще никогда в жизни я не был так счастлив.

– Ну, что скажешь? – спросил я, проводив гостей. Звук их шагов еще отдавался на лестничной площадке.

– Прекрасные у тебя друзья, – сказала Яара и обняла меня.

– А подробнее? – поинтересовался я, принимаясь мыть посуду и счищать с тарелок прилипшие остатки фаршированных перцев.