Симфония любви - [39]

Кобыла заржала и слегка подтолкнула маленького неуклюжего жеребенка, как бы говоря: «Посмотри, друг мой, кого я тебе подарила».

– Вот, – тихо сказал конюх. – Это Жемчужина, ваша светлость. Она принесла вам чудесного жеребенка, прекраснее, чем все пески Аравии. Вы сами должны выбрать ему имя.

Покачиваясь на тонких изящных ногах, жеребенок, которому от роду был всего один день, заковылял к незнакомым людям, уставившись на них своими огромными, влажно блестящими глазами. Голова у него была вогнутая, как у матери, а крошечная мордочка могла поместиться в чайной чашке. Яркая белая звездочка выделилась на темной шкуре прямо между глаз, а левая передняя нога была обута в белый носок.

– Ох, – выдохнула Мария. – Смотрите, ваша светлость какой он красивый!

Протянув руку, она осторожно шагнула вперед. Жеребенок потянулся к ней, и Мария опустилась на мягкую солому. Черная юбка мягкими складками накрыла ее ноги.

Опиравшийся на вилы конюх улыбнулся и, немного важничая, сказал, обращаясь к Марии:

– Он будет серой масти. Его светлость учил меня, что серые всегда рождаются гнедыми.

Жеребенок ткнулся носом в подбородок Марии. Она засмеялась и взглянула на своего подопечного. Салтердон наблюдал за ними, приподняв бровь.

– Такой красавец заслуживает не менее красивого имени, ваша светлость. Надеюсь, вы что-нибудь придумаете.

В ответ Салтердон лишь чуть-чуть пошевелился.

Странно, что его так заворожила эта картина. Казалось, она навсегда врезалась в его память: девушка, опустившаяся на чистую благоухающую солому, и маленький жеребенок, тыкающийся мордочкой в ее сложенные ковшиком наполовину детские ладони. О Боже! И эти широко распахнутые голубые глаза, чистые и невинные, как у жеребенка… Красивый изгиб губ цвета спелой сливы. Ее улыбку не смог бы выдержать ни один мужчина, даже такой измученный и обозленный, как он. Оставалось только улыбнуться при виде ее радости. Молодой и наивный мальчик, вероятно, не смог бы сдержать чувств, упал бы рядом с ней на колени и зашептал какие-нибудь нежные глупости прямо в ее прекрасное ушко. Но он, герцог Салтердон, никогда не выставлял себя в глупом виде…

Вдруг он понял, что улыбается – не ртом, глазами… но тем не менее улыбается.

* * *

Она погрузилась в туманные мечты. Теплые солнечные лучи ласкали ее лицо, над головой шумели ветки с набухшими почками. Прислонившись к стволу вяза, Мария лениво подыскивала слова, чтобы сообщить ее светлости герцогине Салтердон, что ее любимый внук наконец очнулся от забытья. Но как сообщить эти потрясающие новости? Как выразить радость и воодушевление, которые она почувствовала, когда ей удалось, в конце концов, добиться понимания хозяина? Или ей это только кажется?

– О Господи, – вздохнула она и подняла отяжелевшие веки.

На расстилавшихся перед ней пологих склонах начала пробиваться трава, так что казалось, что они укрыты серо-зеленой мантией.

Действительно ли между ней и Салтердоном установилось шаткое перемирие? Прекратились ли, наконец, его вспышки агрессивности по отношению к слугам? Мог ли герцог Салтердон из самого жестокого и ужасного человека, которого ей когда-либо приходилось встречать, превратиться в кроткого и ласкового, готового расплакаться при виде новорожденного жеребенка? Смешно: всего несколько часов назад она решила, что лучше всю оставшуюся жизнь будет терпеть гнев и побои отца, чем снова подойдет к Салтердону, не способная защититься от физического насилия.

– Я бы не торопился писать об этом, – внезапно раздался голос у нее за спиной. Она вздрогнула от неожиданности и резко выпрямилась, уронив на землю перо и бумагу.

Тадеус прислонился к искривленному стволу старого вяза и заложил большие пальцы рук за пояс брюк.

– Теперь ему лучше, но в любой момент он может вернуться к прежнему состоянию, – он прищелкнул пальцами. – Так уже бывало раньше. Ему немного нужно, чтобы опять отключиться.

Тадеус постучал пальцем по лбу.

– Ее светлость слишком стара для такого количества разочарований.

– Я надеюсь убедить его, что искренне хочу ему помочь, – нахмурилась Мария.

Тадеус опустился на одеяло рядом с ней и взял в рот зеленый стебелек.

– Он никогда не проявлял особого уважения к родне и знакомым. По крайней мере, в эти пять или шесть лет, что я работаю у него. Он считал себя хозяином этого мира по праву рождения. В десять лет он стал герцогом. Его родители утонули у берегов Африки. Акулы растерзали их тела прямо на глазах у сыновей, – Тадеус немного помолчал, глядя на поросшие вереском холмы. – Думаю, такое не проходит бесследно для ума и сердца. Кстати, о сердце. Много разбитых сердец ты оставила в Хаддерсфилде?

– Разбитых сердец?

– Влюбленных парней. Ухажеров. Держу пари, их было не меньше дюжины, таких же красивых, как ты.

Она покачала головой, глядя на прыгавшего по ветке желтогрудого зяблика. Тадеус опять пытался ухаживать за ней, и на этот раз более настойчиво. Он принял ванну, надел чистые брюки, ботинки его сияли. Даже неопытный глаз Марии заметил в нем изменения, которые про исходят в мужчине, когда он ухаживает за женщиной, Что-то такое во взгляде: он стал нетерпеливым и страстным, почти голодным. Один или два раза она замечала подобное выражение в глазах Джона, пока он не спохватывался и не напоминал себе, что вся его любовь должна быть обращена к Богу. Таким же становился взгляд Пола, когда он говорил о жене кузнеца, сломавшего ему позвоночник.