Симфонии двора (сборник) - [5]

Только дочь моя, воровка,

Все добро мое крадет.

Вот и ходят разговоры

И плодятся за спиной,

Что за мной все куклы-воры,

Как за каменной стеной.

Ну да черт с ним. Пусть воруют.

Не мешали бы просить.

И живут себе – пируют

На земле, как в небеси.

А попробуй, помешай-ка –

Вмиг огрею булавой!

Я ведь кукла-попрошайка

С гордо поднятой главой.

Но постарела я, опухла,

И мерещится под век,

Будто я совсем не кукла,

А почти что человек.

Будто я и не просила.

Будто я и не крала.

Всю одежду я сносила,

Остальное пропила.

Так подайте ж на заплаты,

На прикрытье наготы!

Пожалейте, супостаты,

У последней, у черты!

Я б, быть может, не просила,

На чужое заря пасть,

Просто в матушке России

Больше нечего украсть.

1999 год

ПОРОСЯЧИЙ РАЙ

Время брыкается – да идет,

Уминая, как Молох, нас.

А в Кремле, вишь, опять идиот.

Ах, впрочем, в первый ли это раз.

Сабля-меч из папье-маше,

Треуголку скроив в треух,

Он мирянам свербит в душе

И гоняет дворцовых мух.

Господи, Боже мой, Боже мой,

Рубится в пух и прах.

Бьется, как конь стреноженный,

Ветер в его вихрах.

Время мается да орет,

Все на свете крестьми крестя.

Вишь, сундук?.. А вокруг ворье.

Здесь, в России, оно в гостях.

На заморских фамилий рой

Все поделено на паях.

А в Кремле, вишь, опять герой

Рубит шашками в «чапая».

Господи, боже мой, боже мой,

Хоть ты в иерихон сыграй.

Про рай с поросячьими

рожами –

Про Поросячий Рай.

Время морщится, да свистит,

Да над каждой хрипит верстой.

А в Кремле, вишь, опять трансвестит,

Политический, не простой.

Что осталось ему? Дожить.

Веет холодом от корон.

Но над скипетром он дрожит

И вцепляется с хрустом в трон.

Господи, Боже мой, Боже мой,

Пошли нам прозренья для:

Что ж они так похожи,

Как все кирпичи Кремля?

1999 год

ПОСВЯЩАТЕЛЯМ

Который раз таранят слух мне

Три фразы, сбитые в панно:

«Не гаснет свет…», «свеча не тухнет…»,

«Высоцкому посвящено…»

Дежурно-скорбные туманы:

«Ах, как велик…», «ах, был гоним…»

И бьют поклоны графоманы –

Гнусней не видел пантомим.

Беда вдвойне, что в хоре этом,

Не дань отдав – отдав концы,

Вполне приличные поэты,

Вполне приличные певцы.

Так сука мартовская щенит –

Где миг застал, там опрастал.

Не нужно ваших посвящений.

При жизни надо – жил до ста б.

А не юродливо во скорби

На посвященьях в рай ползти –

Вас время завтра вырвет с корнем,

А он останется расти.

Кто б вам Евангелие листнули –

Две строчки надо б знать всего:

«Не поминайте имя всуе

Господне…» Это про него.

1988 год

ПРИМАДОННА

«Примадонна» рыжей гривой гонит бриз,

Сучит ляжками.

А вприпрыжку с ней неистовый нарцисс

Под блестяшками.

А еще кордебалет, а на лобках –

Бирки с ценами.

И на махах все летят, как на пинках,

По-над сценою.

И фонтаны световые кверху дном

Бьют, как мочатся.

И глазеет городской Великий Гном –

Просто хочется.

Расстелили над озимыми брезент,

Мнут-кобенятся.

Вот вам, матушка Россия, и презент.

С возрожденьицем!

А у девочки глазастой

Бьют ресницы, бьют, как ласты.

И плывет она глазами

По соленой по воде,

Где нарядами из тины

Щеголяют арлекины,

И кудахтают фрейлины

В позолоченной узде.

И затянутый в гипюре, стар и гнил,

Весь – в приказчика,

С головой дырявой истовый дебил

Прет из ящика.

Зимней вишни наглотался – не пропал

Босоногонький.

Что ж ты, матушка Россия? Это бал.

Хоть убогонький.

А у девочки глазастой

Бьют ресницы, бьют, как ласты.

И плывет она глазами

По соленой по воде,

Где нарядами из тины

Щеголяют арлекины,

И кудахтают фрейлины

В позолоченной узде.

Мне витрины городские – зеркала.

В них не молятся.

И душа моя – ан тоже из стекла –

Пни – расколется.

Но порежется с осколков целый мир,

Сладкий-лакомый.

Что ж ты, матушка Россия, этот пир –

С вурдалаками?

А у девочки глазастой

Бьют ресницы, бьют, как ласты.

И плывет она глазами

По соленой по воде,

Где нарядами из тины

Щеголяют арлекины,

И кудахтают фрейлины

В позолоченной узде.

1998 год

ПРО ВОДКУ

Все вытерпит мужик исконно русский –

Проматерится, разве что, вполглотки,

Коль нет обуток или нет закуски,

Но не потерпит, если нету водки.

Что врать – мы все корнями от сохи.

Чьи глубже только, чьи помельче.

Но все мы над стаканом – мужики.

Нам всем стакан бывает, как бубенчик.

Известно с самой древности, что пьет

Запойней всех мужик бесштанный самый.

И напоказ стакан последний бьет,

И поминает непристойно маму.

Здесь горечь вековая и тоска

Замешаны на ухарстве лубочном –

Нам антиалкогольного броска

Так просто не осилить, это точно.

Любых страстей, любых примеров тьма

Не в силах сбить простейшую из истин:

Мужик запойный пашет задарма,

Отдав за водку все свои корысти.

А споенный, когда уж не до дум,

Он виноват и совестлив по-русски.

И пашет триста с лишним дней в году

С надеждой, верой и любовью.

Без закуски.

1999 год

ПРОРВА

А на изгородь туман пригвожден-прибит,

Подолом метет пол.

К слову слово в ряд – аж в глазах рябит

Из высоких хитрых слов частокол.

За плетенем – темень-тень утопила двор,

Хоть бы лучик где, что ль.

В дом полушку хоть – да на воре вор.

Рыщет по двору голь – на голь.

Что за прорва! Ни покрова и ни крова

нам.

Вдоль забора – кругом, кругом голова.

По России раз-раз-разворованной –

Ать-два, ать-два, ать-два!..

Из печи огонь торчит, воет, лижется,

Хищным оборотнем – в свет.

Красной тряпкой из трубы с красной

книжицей –

Да хоть бы света луч с того – ан нет!

Почернеет на глазах, как задушен.