Симфонии двора (сборник) - [3]

Звон в ушах, как сто монисто –

Телетайп орет:

Покусал, бля, коммунистов

Аспид в этот год!

Целовались, миловались,

К счастью мир вели,

Ан, гляди, проворовались,

Лишку нагребли.

И змеюка, верно – аспид –

Ведь не ленится! –

Закусала прямо насмерть

Верных ленинцев!

1989 год

ДОСТИЖЕНИЯ

Еще не все исчерпано и выпито.

Призывы есть. Есть глашатай-горлан.

Ещё бы чуть – и он при жизни вылит

был

В гранитно-бронзо-гипсовый болван.

Застыло время бюстов, околевшее.

И новому отсчет дают ростки.

Болото сохнет. Воют, воют лешие –

Чем суше, тем им муторней с тоски!

Колхоз – завоеванье несомненное.

ГУЛАГ – его родной и кровный брат.

Нет ничего на свете неразменного,

Нет никого, кто б не был виноват.

Разменян царь с детьми и окружением.

Разменяны расейския умы.

Разменян бог. Все это – «достижения» –

Какие недогадливые мы.

Ни повода врагам для упования

У стенки – кибернетика – в расход!

Генетика в петле – «завоевание».

По трупам к звездам – новый марш –

поход.

Картин и книг потрава и сожжение,

Психушек живодерский инсулин –

Все это, безусловно, «достижения».

А мы считали – комом первый блин.

Бесштанная в закорках театралия –

Спектакль между жалами штыков.

Все поданы звонки, так не пора ли нам

Очухаться от зелия хлопков?

Жизнь движется – спиралево движение,

А значит, повторится тот момент:

Призывы. Горлопаны. Достижения.

Расход. Завоевание. Размен.

Не обезглавела ты, Русь – обезголовела,

В покорности застывшая слепой.

И сила твоя, исконно воловья,

И дух, и честь, и все в тебе – толпой.

1987 год

КРАСНЫЕ И БЕЛЫЕ

Поделились и люто, и наспех,

И – в пучину без дна.

В поле поровну белых и красных,

А Россия – одна.

Шашки наголо, шпоры – с размаху,

Чья, выходит, права?

Покатилась крестами на плаху

Золоченая голова.

А с небес над простертым телом

Ангел черный на гуслях, чу:

«Не желаю быть красным,

не желаю быть белым.

Россиянином, просто, хочу».

Разлетелись улыбки в осколки

И собрались в оскал.

В поле красные, белые волки –

Злоба, боль и тоска.

Белой кости стена в эполетах.

Краснозвездая серость-стена.

Только кровь одинаковым цветом.

Да Россия – одна.

А с небес над простертым телом

Ангел черный на гуслях, чу:

«Не желаю быть красным,

не желаю быть белым.

Россиянином, просто, хочу».

Слезы в нас раскаяния едки

И безмерна вина.

Два венца у гусарской рулетки,

А Россия – одна.

Мы носить не желаем в петлицах

Крови цвет, цвет бинта.

Огради впредь, Всевышний, делиться

На цвета, на цвета.

Нам с небес уже громогласно

Ангел мечется, голосит:

«Нет, не белый я!.. Нет,

не красный!..

Россиянин я, аз еси…»

1986 год

КРАСНЫЙ РОДЖЕР

По высокой волне галс за галсом

Только прямо, вперед без конца,

Плыл пиратский корабль с красным

парусом,

С «красным Роджером» аж в три лица.

– Где вы взяли такие-то рожи? –

Вопрошали при встрече суда.

– А это наш, – говорят, – родный

«Роджер»,

Подплывайте скорее сюда!

И кой-кто швартовался у борта,

Не предчувствуя близкой беды.

И на «Роджере» первая морда

Ухмылялась под шерсть бороды.

А вторая, с бородкой пожиже,

В оба глаза мигала: пора!

Мол, я сверху все донизу вижу,

Что касаемо части нутра.

Ну а третья, с бородкой невзрачной,

Подбородок на кости сложа,

Завопила: «Даешь абордачный!..» –

С вострым серпом заместо ножа.

И задравши у паруса фалды,

По берцовой зажавши в руке,

При посредстве серпа и кувалды

Разжигала страстя в моряке.

Как там было все, знать мы не можем,

Но видали и мы кой-чаво,

Как молились на тот «красно-рожер»

И в кровя окунали яво.

А потом предавалися танцам

С неумеренной тягой к вину.

И прозвались «Летучим Голдранцем»,

И поплыли тихонько ко дну.

Плыл пиратский корабль галс за галсом

С «красным Роджером» аж в три лица.

По высокой волне с красным парусом.

Только прямо. Вперед. Без конца.

1986 год

МЕТАЛЛИЧЕСКИЙ ДОЖДЬ

Сыплются звездочки, сыплются бантики,

Сыплются грамоты – пестрые фантики.

И повсеместно, и сплошь

Льет металлический дождь.

Копится белыми, желтыми тучами

И проливает медали по случаю

Дат, юбилеев, торжеств.

Или как дружеский жест.

Катятся премии, титулы катятся,

Лепят на грудь, на пупы и на

задницы –

Льется избыточность чувств

Прямо в прижизненный бюст.

Тень самозванца в пристяжку

с министрами

Бряцает, словно цыганка монистами,

Благоговейно дрожит:

Чем бы еще ублажить?

Двери дубовые, блеклы и малы вы –

Хочется дверь из породы сандаловой,

Где под ладошечный хлоп

Грудь подставляет холоп.

Где заправляет мадам Нумизматика

И тормошит старика-маразматика:

Тесно уже на груди,

Надо б расширить мундир!

Трескают лацканы, рвутся нагрудники,

И надрываются копи и рудники

В бравурном кличе: «Даешь

На металлический дождь!..»

Что это? Дождь? Или давнее бедствие?

Кто, наконец, приведет в соответствие

И прекратит чехарду,

И наградит по труду?

Я в этот дождь не попал. Я под зонтиком

Криком кричал от бесстыдства экзотики.

И не медали ко мне –

Груды летели камней.

1985 год

МЫ – ПРУЖИНА ПОД МЫШЦАМИ ВЛАСТИ

Мы – пружина под мышцами власти.

Но чтоб мы не взорвались, как тол,

Наши мысли кастрирует Мастер –

Многоопытный, знающий толк.

Многократно испытанный метод,

Соль политики всех упырей:

На негнущихся – черная мета,

От свинца до ярма лагерей.

Серп сечет. Тупорылый бьет молот.

В паровозном «ура!» и «да здра…!»,

Как куранты, отлаженный Молох

Жрет и чавкает части нутра.

Вправо шаг или влево – измена!

Палец дернет курок, и – хана!