Симфонии - [131]

ст. 67. Не смотрите на меня, на ничтожество мое; внимайте мне. Внимаете не мне, а Тому, Кто во мне.

ст. 68. Если б не от Него говорил — верили бы мне: но говорю о сущем от Сущего, а вы не верите симфонии вечности.

ст. 69. Говорю, а они не слышат симфонии вечности.

ст. 70. Вон туманы встают… и вздыхают, и стелются…

ст. 71. Вон откуда-то издали прощение и счастье. Но еще потерпит царь, но еще потерпит за любовь свою, за песни свои, за кровь невинных, за безумие свое.

ст. 72. А уже откуда-то издали я слышу тихую песенку… Далеко еще оно, за пределом времен……

ст. 73. Меж бурь, меж туманов [светит бледная луна… И вздыхают, и тают туманы.]

§ 12 (Tristium)

ст. 1. Бегут века. Планетные системы меняют свое направление. Жизнь в «одинокой» комнате.

ст. 2. Други, где я? Нет меня! Отыщите меня.

ст. 3. Века бегут. Планетные системы меняют свое направление. Жизнь в «одинокой» комнате…

ст. 4. Почему «это» печально? Почему оно печально? Жизнь печальна.

§ 13 ([Andante])

ст. 1. Дальше и дальше в глубь веков. Дальше и дальше в грядущее… Дальше и дальше… Чтобы снова раскрылась картина того, чего не избежать ребенку седому.

§ 14 (Adagio)

ст. 1. Проходят времена, когда горы яств и вин в золотых и серебряных ковшах на столе у мудреца.

ст. 2. Проходят те времена.

ст. 3…И тихо. Небеса онемели. Близ заката серебряно бледного Кто-то Гигантский в два взмаха взлете куполом облачным, белым. Мощным зигзагом стоит, гигантский и бледный.

ст. 4. И тогда разливается вдумчивая тишина.

ст. 5. И в этой тишине различает дитя и аккорд немой повселенного счастья.

ст. 6. И меч Божий, тихо скорбящий над миром.

ст. 7. Я снова подымаю завесу над вечностью; перстом беспристрастным указую на сущее…

§ 15 (Adagio)

ст. 1. Опять замок ведуна, озлащенный потиром вечерним. Горизонт в луне!.. Воспаленная зноем луна!

ст. 2. Горы с вершинами в тумане… Волны ударяются о берег… Чайка…

ст. 3. Терраса белого мрамора! Заря на мраморе! Огонь на мраморе! Заря белого мрамора!

ст. 4. И вот уж [бредет пес, и бредет колдун, и] бредет старик, и царь, [и рак, и ребенок бредет] по плитам зари белого мрамора.

ст. 5. Весь объятый порывом нездешним с остатками бреда и пляски виттовой.

ст. 6. [Тащится глупый и старый.]

ст. 7. [Изнуренный разгулом, ] услышал он глас в синей вышине.

ст. 8. [И он] слышит песенку чистую, [и он слышит песенку] белую, как жалоба голубки.

ст. 9. И грустит [пес, ] и стыдится [пес]. И отчаяние заволакивает горы.

ст. 10. Словно гигантское крыло ворона застилает мир, словно рак сжал мир меж клешней своих.

ст. 11. И льется грустная песенка на просторе… И нет бреда луны… И уже мерцанье зарниц.

ст. 12. В горы ушел дух черный, в горы ушел пан черный, пан тиран, ушел погибать.

ст. 13. Там, не здесь, еще ледяная пропасть, еще катаракт тупой, еще бред косматый.

ст. 14. Еще гаснут, как светильники без масла. Еще клокочет бессмысленная плоть. Сатана ходит по кладбищу, где ивы ревут, изогнувшись.

ст. 15. Это там — а здесь… Здесь — ст. 15. — страждущий Иуда получает утешение; [страждущий Иуда]. Жизнь улетает из камышей грозным призраком. Роза наклоняется над волною. Шепот серебра в лунной сказке.

ст. 16. Слыша тихую песенку, прилетают белые Ангелы, погружают воспаленных безумием в хрустальный холод небес. Блеск неба: Бог ходит по святой земле… Кипарисы уплывают в даль холода и чистых стремлений.

ст. 17. Но различает дитя во́рон, [сиречь паршивый рак], аккорд немой повапленного счастья.

ст. 19. Слышит — Меч Праведник звучит в глубине небесной пустыни.

ст. 20. Видит — собрались у горизонта глыбы небесные с налетом свинцовым.

ст. 21. Слышит — несчастный — говорит у горизонта Сам Ветхого Завета, весь глыбами туманными заваленный.

[ст. 22. Слышит…… Стоит рак в розовом блеске.

ст. 23. Все заглушает тихая, вечерняя песня.

ст. 24. Слушает вечернюю песню. Слушает далекую зо́рю.

ст. 25. Точно подул ветерок с негой и лаской.

ст. 26. Но и в ночи звучит нищета, и в ночи свинец копошится.

ст. 27. И горька сладкая песня. И сладка горькая.]

ст. 28. И сам колдун побежал на призывный голос из палат воровских и виттовых.

ст. 29. Вот несется согбенный и старый… Простирая руки… Развевается плащ… багряный… блестят запястья и корона… Звенят кольца и обручи.

ст. 30. И сам старик побежал на призывный голос из палат воровских, из палат виттовых.

ст. 31. Вот… на голой скале… Вечеровы́м блеском осыпанный бледный царь-вор проклинает угодников своих. Грозит сухая рука…

ст. 32. Вот на голой скале озаренный старик! Вот звучит горькая песенка.

ст. 33. И бежит голь к королю своему, и ковыляет убожество к пророку своему… Собираются у старика своего справлять зори багровые.

ст. 34. И пришли… И стали… Все худые, все бледные… старики седые, <де>ти… дети.

ст. 35. Пришли… Стали… Молчат…

ст. 36. Глянул на них царь взором пронзительно-ясным.

ст. 37. Убожество понял и наготу понял вечерний старик.

ст. 38. Пали на колени юродивые, моля о милости.

ст. 39. Потрясая худыми руками, обнимая колени вечернего богача, плача об убожестве своем.

ст. 40. И дрожал вечерний, и молчал вечерний пред бедными.

ст. 41. И бедные не поняли, спрашивая: «Что сие?»………… Справили зори багровые… Настала ночь…… Молчал старик…… Слышался голос из черноты вечной, бездонной, пустой, но небесной……….. Горели звезды……… Голос Вечности великой, Вечности Правящей…