Сильвия - [39]

Миссис Винтроп рассмеялась ее находчивости.

– Прелестно! Прелестно! – сказала она, пожимая ей руку. – Совсем по-южному. Но что же я держу вас здесь и лишаю других удовольствия видеть вас! Пойдемте!

Так состоялось это знакомство. И совершенно иначе, чем себе представляла Сильвия. Эдит Винтроп, которую она увидела через несколько минут, гораздо больше подходила к представлению, которое сложилось у Сильвии о ее матери, чем сама миссис Винтроп. Эдит была так же хороша, как ее мать, но в ней и следа не было неизъяснимого очарования «королевы Изабеллы». Избалованная барышня, тотчас решила Сильвия и уже осталась навсегда при этом мнении об Эдит.

Женщины скоро подружились. Миссис Винтроп спросила, может ли она навестить Сильвию в отеле, приехала на следующий же день и нашла, что тетя барина совершенный тип аристократки с Юга. Обе стали перебирать своих славных предков, и Сильвия, воспитанница мисс Аберкромби, слушала и думала о том, как мало, в сущности, аристократизма в этих генеалогических разговорах…

Миссис Винтроп пригласила Сильвию на вечер, который собиралась дать в ближайшие дни. И когда Сильвия ответила, что, вероятно, скоро уедет из Бостона, «королева Изабелла» горячо воскликнула:

– Нет, нет, не уезжайте! Оставайтесь у меня навсегда. Сильвия сказала, что остаться навсегда не обещает, но на вечер приедет.

– Я приглашу вашего кузена распорядителем моего праздника, – сказала миссис Винтроп. – Вы знаете, какая это задача – занять чем-нибудь новым наших гостей. Мне один южанин рассказал – это, пожалуй, не новость для вас – об игре в «прогрессивную любовь».

– Да, мы часто устраиваем такие развлечения, – ответила Сильвия и удивилась, что на просвещенном Севере занимаются такими же наивными играми, как на Юге.

– Люди везде одинаковы! – ответила миссис Винтроп на ее невысказанный вопрос.

Сильвия удивилась ее проницательности. Они обменялись долгим взглядом.

– Сильвия, как мы понимаем друг друга! – сказала миссис Винтроп. – Мы из одного теста сделаны.

Для Сильвии наступило тяжелое время. Она поехала в театр в тот же день, когда познакомилась с миссис Винтроп, и, вернувшись домой, застала тетю Варину совсем больной, с явными симптомами аппендицита. Хотя при ней уже были врач и сиделка, Сильвия провела подле нее всю ночь и часть следующего дня. В такие минуты любовь Сильвии к ее близким доходила до фанатизма. Она готова была умереть, чтобы только избавить их от страданий, не щадила себя и способна была себя извести.

Тетю Варину она особенно любила за ее терпеливость и простодушие. Она никогда не изливала ни перед кем своих горестей, только уходила в себя и одиноко переживала свою печаль. Это было одно из тех любящих, преданных существ, какие нередко встречаются в больших семьях. Тихое, неприметное создание, благодаря неусыпным заботам которого не прекращалось движение сложной машины семейного уклада. Сильвия тоже в значительной степени была одарена этим жертвенным инстинктом, и ее всегда неодолимо влекло к этой тихой женщине, обойденной на празднике жизни.

Всю ночь она помогала сиделке менять компрессы и когда уже опасность миновала, не отходила от больной, несмотря на все увещевания врача, давала ей нюхать соль, поила успокоительными каплями, всячески развлекала и заставляла забывать про мучительные боли. Она нежно гладила ее седую голову, вспоминала дни, когда тетя Варина была еще свежая, молодая женщина. На девичьих портретах она была прямо красавицей. Теперь шея ее была худая и морщинистая, щеки отвисли и большая часть волос лежала на туалетном столике.

Так прошел день. Сильвия вспомнила, что обещала Гарри пойти с ним на университетский праздник. Она должна была бы лечь в постель и отдохнуть, но ей не хотелось огорчить Гарри отказом. Она выпила две чашки крепкого кофе и опять почувствовала себя в силах провести несколько часов, а то и целую ночь на людях. Сильвия совершенно преображалась, когда переживала огорчения и тревоги. Она становилась тогда прямо прозрачной, поражая и мужчин, и женщин своей одухотворенной, неземной красотой. Люди вздрагивали при встрече с нею, пораженные выражением ее лица, а поэты, увидев ее, вспоминали об ангелах и звездах. Такой она была и в тот день, когда собиралась пойти на университетский вечер. Она надела легкое белое кисейное платье, шляпу с белым пером. Сильвия выбрала этот воздушный наряд не для того, чтобы казаться эфемерным созданием. Но инстинкт, всегда руководивший ею, подсказывал ей для всякого момента безошибочный выбор.

Вечер был скучным, и часа через два гости стали расходиться. Сильвия сказала Гарри, что хотела бы вернуться домой пешком. Была теплая, тихая ночь, и Сильвия с наслаждением вдыхала душистый воздух, вслушивалась в песни, звучавшие вдали, и любовалась огнями, мерцавшими в темной листве. Но вдруг она заметила, что потеряла медальон, который носила на шее.

– Надо его найти, – воскликнула она, – во что бы то ни стало! В нем портрет тети Леди.

– Ты уверена, что имела его при себе?

– Конечно! Мы найдем его, если сейчас вернемся! Скорей, Гарри! Я не могу бегать на таких каблуках!

Гарри побежал назад, а Сильвия стала искать на дороге, внимательно оглядываясь по сторонам. Минут через пять она услышала рядом шаги и, подняв голову, увидела молодого еще человека в смокинге. Она в это время стояла под фонарем и в свете его увидела, что он смотрит на нее; женским чутьем она угадала, что произвела на него впечатление.