Сильвия - [10]

— И зачем только люди ездят в такую даль!

— Я сам этому дивлюсь сейчас, когда снова свиделся с вами.

— Ну, это пустые слова!

— Но согласитесь, что вы стали еще красивее!

— Об этом судить не мне.

— А помните, в детстве вы были куда выше меня ростом?

— А вы куда разумнее.

— Ну что вы, Сильвия!

— И нас возили на осле в корзинах!

— И мы не говорили друг другу «вы»… Помнишь, ты учила меня, как ловить раков под мостами Тевы и Нонетты?

А ты помнишь своего молочного брата, он еще вытащил тебя из воды, когда ты чуть не утоп?

Еще бы! Долговязый Кудряш... Ведь это он мне сказал, что можно пройти по воде и не утопнуть!

Я тут же перевел разговор на что-то другое. Случай, о котором вспомнила Сильвия, сразу вернул меня в те дни, когда я приезжал сюда, наряженный в английский костюмчик, и все крестьяне смеялись надо мной. Одна только Сильвия твердила, что я очень красиво одет, но я не смел напомнить ей о словах, так давно отзвучавших. Уж не знаю почему, но я вдруг подумал о свадебных нарядах, в которые мы облачились у ее старой тетушки в Отисе. Я спросил, у кого они сейчас.

— Ох, тетушка, тетушка, она была такая добрая, — сказала Сильвия, — даже дала мне свое подвенечное платье для карнавального бала в Даммартене, это было два года назад, а через год она умерла, бедняжка...

Она так тяжело вздыхала, так плакала, что я не решился задать вопрос, — как это ей удалось попасть на костюмированный бал; впрочем, мне и без того было ясно, что благодаря умелым своим рукам она больше не считается крестьянкой. Ее родители продолжают пахать землю, а она, как прежде, живет с ними, но уже в роли искусницы феи, рассыпающей вокруг себя щедрые дары.

Глава одиннадцатая ВОЗВРАЩЕНИЕ

Стоило выйти из лесу, как перед нами распахнулся простор. Мы увидели всю цепь шаалисских прудов. На фоне темной зелени леса отчетливо выступали розовые в закатных лучах галереи монастыря, часовня со стрельчатыми арками, средневековая башня, маленький дворец — приют любви Генриха IV и Габриели.

— Вид совсем как в романах Вальтера Скотта, правда? — сказала Сильвия.

— А откуда вы знаете про Вальтера Скотта? — удивился я. — Значит, вы эти три года много читали... Ну а я стараюсь выбросить из головы все книги и бесконечно радуюсь тому, что снова вместе с вами смотрю на это старинное аббатство, где когда-то, маленькими детьми, мы прятались среди развалин. Помните, Сильвия, как вы дрожали от страха, когда сторож рассказывал нам о красных монахах?

— Ох, не напоминайте мне про них!

— Ну, в таком случае спойте мне песню о красавице, которую похитили из сада ее отца, когда она стояла под кустом белых роз.

— Этих песен у нас больше не поют.

— Уж не учились ли вы пению?

— Немножко.

— Ох, Сильвия, вы наверняка поете нынче оперные арии.

— А что в этом плохого?

— Только то, что я люблю старинные песни, а вы уже разучились их петь.

Сильвия пропела несколько тактов помпезной арии из современной оперы... Она спела их с выражением!

Мы обогнули ближние пруды. А вот и зеленая лужайка, окруженная липами и вязами, где мы так часто плясали. Поддавшись тщеславию, я рассказал об этих древних стенах, построенных при Каролингах, объяснил, что изображено на гербе дома Эсте.

— Ну, вы-то прочитали побольше, чем я! — сказала Сильвия. — Выходит, вы сделались ученым?

Меня задел упрек, прозвучавший в ее тоне. Я все искал укромный уголок, где наша беседа вновь обрела бы утреннюю задушевность, но какая могла быть задушевность в присутствии осла и мальчишки, ни на шаг не отступавшего от нас, так ему интересно было послушать, о чем говорит парижанин! И тут мне пришла в голову несчастная мысль рассказать Сильвии о видении, которое явилось мне в Шаалисе и до сих пор не изгладилось из памяти. Я повел ее в замок, в тот самый зал, где слушал пение Адриенны.

— Я так и слышу вас, — сказал я ей, — слышу, как звенит под этими сводами ваш милый голосок и гонит прочь от меня мучительный призрак, все равно благостный он или роковой.

Сильвия повторила за мной слова и мелодию:

О ангелы, ваш легион

Да сойдет во глубь чистилища!

— Какая печальная песня! — сказала она.

— Какая изумительная!.. По-моему, музыку написал Порпора, а слова были переведены в шестнадцатом веке.

— Вот уже не знаю, — сказала Сильвия.

Мы пошли назад долиной по Шарлемостской дороге — крестьяне, не склонные к этимологическим изысканиям, именуют ее «Шалемостской». Сильвии надоело трястись верхом на осле, она шла, опираясь на мою руку. Кругом не было ни души; я попытался сказать ей о том, что лежало у меня на сердце, но, сам не знаю почему, с губ срывались все какие-то плоскости или вдруг, ни с того ни с сего, высокопарные фразы — совсем как в тех романах, которые, вероятно, читала Сильвия. И тогда я в самом что ни есть классическом вкусе прерывал свои излияния долгими паузами, и она порою удивленно на меня поглядывала. Мы дошли до стены монастыря Сен-С., тут уж надо было смотреть себе под ноги: то и дело попадались сырые луговины, по которым извивались ручейки.

— А что сталось с монахиней? — без всякого перехода спросил я.

— Вы просто невыносимы с вашей монахиней!.. В общем... В общем, это плохо кончилось.