Сильвия - [71]

В четверг, 25 сентября, я себя почти заставил все-таки в Скарсдейл отправиться. Накрапывал дождичек, я посмотрел, подумал и сказал себе: «А, черт с ним». Пошел вместо этого в кино. Потом позвонил Джеку Фенни — не как коллеге, просто он был единственным, кого я давно знал в Нью-Йорке, и мне было необходимо хоть какое-то общество, чтобы облегчить душу за разговором. У него, однако, дел оказалось под завязку, увы, встретиться нам не пришлось.

Весь тот день я вспоминал свою историю с Ирмой Олански и все пытался для себя определить, что это такое — хороший человек, гожусь ли я сам под такое определение и годится ли она. Насчет себя я пришел к выводам самым нерадостным. Хотя, честно говоря, я ведь и не пытался им стать. И разве я пытаюсь восстановить прошлое хорошего человека? Я восстанавливаю прошлое проститутки, ну и замечательно, если вдуматься. Проститутка торгует собой — значит, она готовый символ общества, где все чем-нибудь торгуют, не собой, так автомобилями или кастрюлями какими-нибудь, или еще чем. Тут я заставил себя остановиться, потому что не хотелось напиваться опять до отключки.

В пятницу я решил, что в Скарсдейл поеду нынче обязательно. День был теплый, приятный, я взял в агентстве машину с откидным верхом, так что ехал — вдоль реки, потом через округ Винчестер — с комфортом, наслаждаясь окрестностями. В Скарсдейле для начала заглянул в закусочную, узнал телефон Херберта Филлипса из местной адресной книги, выписал и адрес — Чэдуорт-роуд 44. Вообще-то так работать нельзя, но мне было не до профессионального самолюбия. Просто хотелось поскорей со всем этим разделаться, а ведь почти все уже было у меня готово. День за днем прошли передо мной восемнадцать лет ее жизни, а те семь, что Сильвия Вест провела в Лос-Анджелесе, особого значения уже не имели. Правда, меня наняли с целью не только разобраться, что она за человек, но и выяснить, откуда деньги на ее банковском счете, а как профессионал я просто обязан дать, насколько возможно, точные сведения. Но это так, мелочи, а в целом я ведь достиг уже очень, очень многого.

Я объездил десятка два улиц, прежде чем отыскал в Скарсдейле Чэдуорт-роуд, и хотя мог бы сразу спросить, где это, делать этого не хотелось. Да и почему не проехаться? — и приятно, и полезно. Мне-то казалось, для состоятельных людей подходит только Беверли-Хиллз, а нет, вот и еще местечко, в точности как то, в Калифорнии, — качу себе и чувство такое ласкающее, словно домой попал. Дома все по семьдесят, по восемьдесят тысяч, перед каждым ухоженная лужайка, и так гордишься собой, с первого взгляда определяя: «Этот вот в георгианском стиле построен, этот — по образцу французских поместий, а тут хотели сделать, как на мысе Код, только ничего не вышло, коттедж неправильно поставлен, зато вот здесь точно имитировали дома на Чесапикском заливе, а эти, видимо, испанской колониальной архитектурой увлекаются». Было даже несколько очень современного вида построек, только не на Чэдуорт-роуд. На Чэдуорт-роуд все дома поставлены так, чтобы красиво смотреться посреди участка в два-три акра, а стиль преобладает южный, как на старых плантациях, или георгианский — два этажа, иногда три, непременно колоннада вокруг террасы и дорожка для автомобиля, огибающая всю постройку. Одного взгляда на дом 44 было достаточно, чтобы решить: ни за что бы тут не поселился, хотя еще как бы поселился, была бы возможность. Ну просто воплощенная американская мечта: такой вот дом — или еще стать президентом.

Я подъехал к входу, постучал — для этого имелся большой бронзовый молоток, хотя одновременно раздался и звонок, и мне открыла горничная в черном платье с кружевным воротничком, вежливо меня выслушала, сообщила, что миссис Филлипс на весь день отправилась в Нью-Йорк, где должна встретиться с мистером Филлипсом, и вернутся они поздно.

Я отправился назад в отель, пошел прямо в бар, выпил, поболтал с барменом за стойкой. Это народ не больно мозговитый и уж вовсе неостроумный — сужу по собственному не слишком богатому опыту, — да и нрав у них далеко не такой крутой, как принято думать, но зато они привыкли к роли хозяев в клубах, состоящих исключительно из одиноких людей, и вознаграждают за общение с ними самой желанной наградой — звуком человеческого голоса, обращающегося непосредственно к тебе.

27, в субботу, встал я поздно. Неспеша одеваясь, думал, не сходить ли в Центральный парк. День был просто чудесный, такие, говорят, для Нью-Йорка большая редкость и выпадают только под конец сентября или в начале октября. С запада тянуло сухим, свежим ветерком, в воздухе был разлит аромат юности и любви. Человеку одинокому в такие дни особенно несладко, неотступно хочется какой-то компании, преследуют мысли о загубленной жизни. И я все это испытывал, словно что-то болело внутри, напоминая о себе острыми покалываниями, и я знал, что в целом мире есть только одна женщина, которую я по-настоящему хочу и всегда буду хотеть — никаких замен, никаких подделок. Мне достало сил в этом перед собой признаться, принять это, и пусть ничего больше у меня не будет — ни чувства достоинства, ни уважения к себе, ни удовлетворения хоть чем-то из сделанного мной, все равно, этого у меня не отнимут, никто не отнимет моей любви к ней. А в нашем мире, где кругом грязь и так мало прекрасного, надо дорожить таким чувством, уж поверьте, оно большая редкость, пусть даже ждать его пришлось тридцать шесть лет.