Сильвия и Бруно - [132]

Но и эта загадка не осталась, очевидно, без ответа во время дискуссии по вопросам этики между Бруно и Котом.

— Он сказал… — (Бруно постоянно опускал, как несущественные, свои собственные вопросы Коту, и просто давал сразу Котиные ответы), — он сказал: «Дохлая Мышь никогда не возражает против того, чтобы её съели. Что пользы выбрасывать такую славную Мышку?» И ещё он сказал: «Небежалость… что-то такое губит нас, идёт за ней нужда; ты скажешь: „Мышку бы сейчас, что выбросил тогда!“» И он сказал, что…

— Дня не хватит, чтобы пересказать всё, что наговорил тебе этот Кот, — возмущённо перебила его Сильвия.

— Ты не слышала, как говорят Коты! — презрительно отозвался Бруно. — А они очень-очень быстро говорят.

ГЛАВА XXII Поросячий визг

К этому времени все уже насытились, и даже Бруно, когда Профессор предложил ему четвёртый кусок сливового пудинга, имел мужество заявить:

— Мне кажется, трёх порций вполне достаточно.

Профессор вдруг подскочил, как будто его ударило током.

— Вот разиня! Совсем забыл о главнейшей части нашей программы! Второй Профессор обещал исполнить перед нами Историю о Поросёнке — иначе говоря, свой знаменитый «Поросячий визг»! Вначале там идут Вступительные куплеты, — добавил он, — и в конце тоже.

— Разве Вступительные куплеты бывают в конце? — поинтересовалась Сильвия.

— Вы сами скоро убедитесь, — ответил Профессор. — Не помню точно, но мне кажется, что они ещё и в середине есть. — Тут он поднялся из-за стола, и в Пиршественном зале моментально воцарилась тишина — все подумали, что он собирается произнести речь.

— Господа! — начал Профессор. — Второй Профессор любезно согласился исполнить перед нами одно Стихотворение. Оно называется «Поросячий визг». До этого дня он ещё ни разу не исполнял этого стихотворения. — Гости оживлённо зашевелились. — И никогда больше не будет его исполнять! — с ударением добавил Профессор. Эти слова вызвали всеобщий восторг, и отовсюду раздались неистовые аплодисменты. Сам Профессор до того распалился, что влез на стол, чтобы возглавить овацию: он принялся дирижировать обеими руками, держа в одной свои очки, а в другой — ложку.

Тут Второй Профессор поднялся из-за стола и начал.

«Птички-невелички,

Братья и сестрички,

Ждут во хвое, ждут во мху, —

Обещали им уху.

Поясняю: есть для вас

У меня один рассказ.

Птички-невелички

У одной лисички

Обучались ровно год

Улыбаться в полный рот.

Поясняю: путь такой —

Выгнуть книзу рот дугой.

Птички-невелички

Заплели косички.

„Разве их не красит хвост?“ —

Зададите вы вопрос.

Поясняю: им хвосты

Служат не для красоты.

Птички-невелички,

Сидя у водички,

Ловят мошек, ловят мух,

И зевают во весь дух.

Поясняю: в этот раз

Начинаю свой рассказ.

У колонки день и ночку

Молодое Порося

Всё сидело в одиночку,

Громким криком голося.

Этот славный Поросёнок

Как никто и никогда

Был визглив, а также звонок,

И сильна его беда.

Из другого, верно, края

Мимо шёл Верблюд с горбом.

„Что болит? Беда какая,

Иль тоскуешь ты о ком?“

„Я не болен, не тоскую, —

Отвечает Порося, —

Только прыгать не могу я,

Вот и песня вся!“

Оглядел Верблюд сердито

Ряшку, спинку, и бока.

„Ты, наверно, от корыта

Не отводишь пятачка.

У тебя бока что бочки,

Широка твоя спина,

У тебя не щёки — кочки;

Тут диета, брат, нужна.

Или вот что: видишь, милый,

Две сосны бросают тень?

Топать, верно, за три мили,

К ним отсюда. Дважды в день

Дуй туда — и жди прогресса

Не ревя, не голося;

Расстаешься с лишним весом —

Тут и песня вся!“

Он ушёл — ни толст, ни тонок,

Жвачку жёсткую жуя.

Вновь забился Поросёнок,

Слёзы горькие лия.

И украдкою в сторонке

Над свинячьею бедой

Даже столб водоколонки

Плакал ржавою водой.

Лягушонок мимо прыгал —

Мутный глаз, широкий рот.

„О, Свинья! Скажи мне мигом,

Что тебя сейчас гнетёт?“

Громко всхлипнув, шмыгнув слабо,

Отвечает Порося:

„Не могу я прыгать, Жаба,

Вот и песня вся!“

Усмехнулся Лягушонок,

В грудь ударил кулаком:

„О, Свинья! Да я с пелёнок

С той наукою знаком!

Этот дар у нас с рожденья —

Не хвалюсь и не шучу:

Мигом за вознагражденье

Ловко прыгать научу!

Хоть побьешься от падений,

Заполучишь синяки,

Но зато без затруднений

Переймёшь мои прыжки.

Десять футов — не высотка, —

Убеждал он Порося. —

Объясню методу чётко —

Тут и песня вся!“

„О, геройская Лягушка! —

Порося в ответ кричит.

Попроси, что хочешь, душка,

И скорей меня учи!

Облегчи мои страданья,

Помоги моим ногам,

Воплоти мои мечтанья,

Обучи меня прыжкам!“

„Я хочу одну котлетку,

Ту колонку я хочу,

Ты добавь ещё креветку,

И смотри, как я скачу!“

Подогнул малыш коленки,

Крепко в землю уперся,

Прыг! — и плюх! на четвереньки —

Вот и песня вся!

Встал на ножки и к колонке

Поросёнок подбежал.

„Перепрыгну, спорим!“ — звонко

На ходу он завизжал.

Он вознёсся как комета,

Рухнул наземь как мешок;

„Крак!“ — сказало что-то где-то…

Был последним тот прыжок».

Напевая эти куплеты, Второй Профессор прошествовал вдоль всего стола к камину, где сунул голову прямиком в дымоход. Но проделав это, он потерял равновесие, рухнул вперёд головой и так крепко застрял в каминной решётке, что понадобилось порядочно времени, чтобы вытащить его оттуда.

Бруно времени даром не терял. Он прошептал Сильвии:

— По-моему, он решил проверить: может, это в дымоходе сказали: «Мрак!»?