Силуэты - [120]

В этом была известная доля истины. Пролетариат действительно может развернуть такую высокую форму культуры, как теперешняя наша советская литература, по преимуществу после своей победы; однако существует ведь МОРП — Международная организация революционных писателей, ценный отряд которой — это пролетарские писатели, которые пишут в современной Германии, Франции и Соединенных Штатах, где, к сожалению, пролетариат победы еще не одержал. Так было и в России.

Тут же можно сделать и оговорку относительно того, будто в пролетарской литературе не могут играть значительной, подчас ведущей роли те интеллигенты, которые являются перебежчиками из другого класса и которые со всей страстью своего сердца и со всей ясностью своего ума пришли к пролетариату — классу, который несет с собой спасение человечества. Наше поколение может назвать немного имен, но может назвать их с гордостью, — это именно имена людей, которые были великими основателями пролетарской литературы. Таков Максим Горький, таков Александр Серафимович.

И это не просто избранность — не то что просто повезло, пофартило людям. Для этого нужно было проделать громадную работу — большую моральную работу над собой и проникновенно изучить жизнь трудящихся.

Серафимович сразу обратил самое серьезное внимание на людей труда. Они пленили его не своей внешней красочностью, не романтикой своей жизни, не увлекательностью сюжетов, которые давала их судьба. Он видел в них страдальцев и в то же время великую силу. Будущее этой силы он уже понимал, благодаря тому, что читал Маркса. И, начавши сразу с описания великого трудового ада, в котором находились трудящиеся, Серафимович лотом с бьющимся сердцем следит за всей дорогой пролетариата. Он с ним во время его восстания, с ним во время унизительной кары, которая выпала ему на долю после поражения первой русской революции. Он с ним в 1917 году.

В этом решающем году пролетарской победы со славой изгнан был Серафимович из среды буржуазных писателей-интеллигентов. Они воображали, что исторгнут его с бесславием, но на самом деле сами при этом, от обратного удара своего же выстрела, рухнули в такую пропасть, что те из них, которые потом выкарабкались, должны быть очень благодарны судьбе, не оставившей их заживо погребенными навек.

Для Серафимовича этот разрыв означал одно: он хлопнул дверью и, выйдя из этого узкого старого круга, занял окончательно свое место в новом мире.

В лагере пролетариата он не остался праздным. Теперь, после победы, он стал замечательным образцом исследователя и корреспондента пролетарского фронта и пролетарского тыла.

Еще в довоенное время[27] он в широком полотне «Город в степи» описал судьбы капитализма в нашей стране и те процессы революционизирования, которые определили дальнейший ход истории. Его послереволюционная работа кульминируется в «Железном потоке».

Всякий из нас читал, и с величайшим волнением читал, эту скорбную и радостную, страшную и светлую эпопею борьбы не на жизнь, а на смерть между старым и новым миром.

Товарищи, громадный мировой железный поток продолжает двигаться вперед. По-прежнему он окружен врагами и опасностями, но по-прежнему путь его предопределен глубоко продуманной большевистской тактикой. Все еще идет по краям его процесс разложения. По-прежнему есть еще и внутренняя опасность. Но еще победнее, чем прежде, его все растущее ядро идет за своим штабом.

Этот железный поток — коммунистический железный поток. Теперь он гораздо грандиознее, чем в те времена, когда писал Серафимович. Но движение его отражено в «Железном потоке», там изображены и его вожди. Вот почему эта эпопея имеет мировое значение.

В нашем железном потоке, в этой великой армии, шагает и ветеран пролетарской революции — товарищ Серафимович.

Товарищ Серафимович! Вы — один из старейших наших знаменосцев, один из старейших наших трубачей, зовущих нас на борьбу, и этим вы себе создали такую славу, к которой не может прибавить новый блеск никакое приветственное слово, в том числе и мое.

Но в день вашего юбилея были сказаны слова, прибавившие блеск к этому фактическому положению, — это похвала руководящего центра той армии, к которой мы все принадлежим, — Центрального Комитета Коммунистической партии.

И поскольку Центральный Комитет назвал «Железный поток» классическим произведением, вы действительно получили в день вашего семидесятилетнего юбилея отличие, которое обязывает вас жить долго и жить плодотворно.

ПУТЬ ПИСАТЕЛЯ

I

В наружности, в манере Александра Серафимовича Серафимовича есть что-то, как будто несколько тугое, что-то веское, даже увесистое, несколько медлительное и очень сильное.

Его друзья, — например, Леонид Андреев, с которым он дружил в лучшую пору этого писателя. — называли его Лысогором. Писать он начал довольно поздно и тоже как будто несколько туго.

Если он рассказывает о себе, что ему приходилось просиживать иной раз много часов, чтобы как следует осилить десять строчек из «Капитала» Маркса, то он почти теми же словами повествует и о своих первых литературных работах — тоже по десять строчек в сутки удавалось ему написать, делая бесконечное количество поправок.