Силуэт в тени - [6]

– Это американские три цента, – сказала миссис Циммерманн. – Ее все должны знать.

Роза Рита засмеялась:

– Да ладно вам, миссис Циммерманн! Вечно вы шутите. Монета одна, а цента – три?

– Да, именно так. Она крупнее обычной, потому что старая, но такие монеты не редки.

– Зачем кому-то понадобились трехцентовые монеты? – спросил Льюис. – Не проще было бы взять вместо них три по одному центу?

– Это нужно спрашивать у монетного двора, – улыбнулся Джонатан. – Когда-то в ходу были и полцентовики, и два цента одной монеткой, и серебряные пятицентовики, и чего только не чеканили. В общем, в этой монетке нет ровно ничего интересного, как и говорит миссис Циммерманн, кроме участия в истории, которую я только что рассказал.

Льюис посмотрел на монету и представил, как она лежит рядом с кучей из денег, мечей и пистолетов, освещенная красными всполохами костра. Вот Уолтер Финцер хватает пистолет и стреляет в старика Барнавельта. Из-за этой монеты пролилась кровь. Льюис много читал и знал истории о королях, которые сражались и убивали друг друга из-за таких вот мелочей. Из-за корон, драгоценностей и кусочков золота. Льюису казалось, что монета будто явилась из этих старых сказаний.

Льюис посмотрел на Джонатана:

– Дядя, а ты уверен, что монетка не волшебная?

– Да, настолько, насколько возможно быть не волшебным, Льюис. Но чтобы уж наверняка, давайте спросим у миссис Циммерманн? Она все-все знает о магических амулетах и талисманах, и, наверное, может определить волшебную монету на ощупь. Ты ведь можешь, Флоренс?

– Мог у. На экзамене в Геттингенском университете, когда я получала докторскую степень по магии, мне нужно было потрогать предмет и сказать, зачарованный он или нет. Дайте попробую.

Льюис протянул монету миссис Циммерманн. Та потерла ее пальцами, а затем несколько минут задумчиво разглядывала. Потом монетка вернулась к Льюису.

– Не хочется тебя расстраивать, Льюис, – покачала головой волшебница. – Но похоже, это просто кусок металла. Будь монета магической, я бы почувствовала… что-то вроде покалывания. Но ничего такого нет. Это просто старая монетка.

Льюис с грустью посмотрел на монету в своей ладони. Затем повернулся к дяде и спросил:

– Можно оставить ее себе?

Джонатан рассеянно моргнул:

– М?

– Я говорю, можно я оставлю ее себе?

– А! Конечно. Забирай, она твоя. Сохрани, как память о Гражданской войне, – Джонатан похлопал Льюиса по плечу и улыбнулся.

Поздно ночью, когда Роза Рита и миссис Циммерманн ушли домой, а Джонатан лег спать, Льюис сел на край кровати и принялся рассматривать монету. Жаль, что она не оказалась волшебной! Иначе это мог быть амулет храбрости и силы или защиты от врагов. Как булавка, которую перед боем цеплял к рубашке древний Король Ирландии. Пока с ним была эта булавка, его не могло поразить оружие. Льюису нравилась эта история. Он никогда не сражался с мечом и щитом, и проигрывал во всех драках, в которые ввязывался, но, возможно, с таким амулетом он бы побеждал. Может быть, с таким талисманом ему не пришлось бы отдавать шляпу Шерлока Холмса этому Вуди Минго.

– Ну, а что поделать, – вздохнул Льюис. Он спрятал монету в ящик прикроватной тумбочки, выключил свет и лег спать.

Льюис улегся в постель, но уснуть не получалось. Он лежал, ворочался и думал о Вуди, шляпе, как у Шерлока Холмса, старике Барнавельте, Уолтере Финцере и монетке в три цента. А потом просто лежал и слушал звуки дома: тикали часы, из крана в ванной капала вода, раздавались щелчки и скрипы, которыми обычно наполняются старые дома, прежде чем затихнуть на ночь.

Хлоп-хлоп. Льюис подскочил на кровати. Звук был знакомый. Очень знакомый, но ночью его не услышишь: хлопнуло почтовое окошко.

Во входной двери дома Льюиса была щель, устроенная специально для почты. Ее обрамляла железная рамка с навесной металлической крышкой. Когда почтальон поднимал крышку, чтобы просунуть письмо, она издавала этот звук: хлоп-хлоп. И Льюис, и дядя Джонатан любили получать письма, и, едва заслышав хлопок почтового окошка, бежали к двери из любого уголка дома. Почтальон любил поговорить, поэтому у их дома оказывался только к половине третьего. Но, насколько знал Льюис, почту никогда не приносят в полночь.

Мальчик просидел в нерешительности несколько минут. Затем встал с кровати, надел тапочки и халат и спустился вниз, в прихожую. Там, на полу, прямо под почтовым окошком, лежала открытка.

Льюис поднял открытку и поднес ее к окну. Бледный свет полной луны лился в дом. Его вполне хватило, чтобы разбирать надписи, но читать ничего не пришлось. На открытке не было ни слова.

Льюис стало не по себе. Что все это значит? Он перевернул открытку и с облегчением обнаружил печать и адрес. Но печать казалась очень уж старой, а марка была такой мутной, что Льюис не мог разобрать, откуда прислали открытку. Адрес написали аккуратным почерком с причудливыми завитками:

Мистеру Льюису Барнавельту, дом № 100, Хай-Стрит, Нью-Зибиди, Мичиган.

Обратного адреса не было.

Льюис стоял в лунном свете с открыткой в руке. Неужели, Роза Рита специально встала посреди ночи, чтобы его разыграть? Может быть, но вряд ли. Льюис снова перевернул открытку и широко раскрыл глаза от удивления: там, где еще секунду назад ничего не было, начала проявляться надпись.