Силоам - [31]

Шрифт
Интервал

— Писчей бумаги?.. Этим вечером?.. О-о!..

Святая женщина не произнесла больше ни слова. Она не могла ничего добавить к этому «О-о», этому нечленораздельному возгласу, лучше, чем любое слово, выражавшему ее ошеломление непомерными запросами больного; и тот увидел, как его надежда бросилась наутек при звоне сталкивающихся тарелок.

Он посмотрел на безрадостную еду, дымящуюся перед ним, наполняя его комнату обманчивым теплом, напоминающим о семейных обедах. Но отбивная показалась ему тоненькой, картошка белесой, вино слишком слабым. Когда ешь в одиночку, на тебя вдруг наваливается грусть неподъемной тоской. Симон без особого желания порезал хлеб ножом, который, вместо того, чтобы вгрызаться в корочку, сминал ее. Горло у него было сдавлено, кусочки не проглатывались. Он поспешил покончить со всем этим. Сделав несколько глотков, он оттолкнул еще дымящиеся тарелки на маленьком кокетливом голубеньком столике.

В этот момент дверь снова открылась перед другой рабой Божией, вошедшей с большим оловянным кувшином и налившей в фаянсовую чашку бледный настой. Симон осмелился прервать ее движение и повторить свою просьбу. Сестра ничего не ответила, молча вышла и вернулась через несколько минут; у нее было ласковое лицо под белой повязкой, перетягивающей ее лоб; она прошептала робким голосом, с видом таким несчастным, что он сам по себе был извинением:

— Сестра Сен-Гилэр просит вам передать, что не нужно писать в этот час. Надо отдыхать.

Сестра Сен-Гилэр!.. Черт возьми, как это он не подумал? Эта женщина была повсюду, она заслоняла собой все! Даже невидимая, именно она всем заправляла, внушала движения, ответы, взгляды, умолчания своих пособников. Этот механизм работал безупречно. В случае надобности можно было оставить его без присмотра. Он был очень силен!

Симон отпустил сестру без возражений; он не знал даже, что в нем сильнее: плохое настроение или восхищение. Но он чувствовал, что отныне все его вопросы будут наталкиваться на эту ледяную стену, все его движения будут скованы запретом, и ему придется отказаться от самых простых желаний. У него было ощущение, будто он связан. Он не был создан для стольких добродетелей.

Когда третья сестра исчезла с тарелками, ложками и графинчиками, Симон остался один перед нелепо голубым столиком, в неподвижной комнате. Он снова был захвачен пустотой. С внезапной нежностью он подумал о родном очаге, вспомнил лица своих близких, как человек, готовящийся умереть в одиночестве. Он лежал на этой кровати, ничего не знавшей о нем, раскинув руки, между голых стен, лишенный всего. Так вот что значит быть больным!.. Это слово принимало здесь совершенно новый смысл.

Тогда он почувствовал такую необходимость убежать от самого себя, что чуть было не поддался искушению пойти и смешаться с теми странными группками, что часами, прилипнув к окнам, мусолили мрачные шутки, рассказывали байки про болезни или сравнивали температуру. Он завидовал этой их легкой, автоматической веселости, растущей вместе с отупением… Он вышел, но коридор был пуст. Он услышал, как очень далеко раздались шаги, они приближались; это был громкий стук туфель о бетон. Вдруг шум прекратился; Симон услышал стук в дверь; затем она закрылась, и все вновь погрузилось в тишину…

С минуту он стоял там, разглядывая коридор. Коридор тянулся, насколько хватало глаз, с двумя параллельными рядами дверей и окон, чередовавшихся с равными интервалами и глядевшимися друг в друга, как в вечность. Симон не отважился пойти по нему. Все было унылым, пустынным, словно необитаемым. Напротив него уходила лестница, открывая ему две противоположные плоскости. Он решился сделать шаг к перилам, наклонился. Где-то раздался щелчок замка. Он вздрогнул, как застигнутый на месте преступления, и инстинктивно вернулся в свою комнату. Там, на кровати, посреди смятых простыней вырисовывался след от его тела.

По правде говоря, были у Симона сиделки или нет — их присутствие было излишним: дом защищал себя сам! Стены не внушали доверия; лестничные пролеты были полны подвохов; стенки коридоров источали страх!

Он схватил книгу и на мгновение немного успокоился, прикоснувшись к миру, существование которого, по волшебству искусства, было гораздо более полным и правдоподобным, чем настоящая жизнь. Но вдруг дверь повернулась на петлях в поразительной тишине, и перед ним предстала сестра Сен-Гилэр собственной персоной — маленькая, несгибаемая, затянутая в свой белый фартук, с неуловимым взглядом за очками в никелевой оправе.

— Вы не слышали звонка?

— Звонка?

Симон повторил это слово с неподдельным изумлением, ничего не понимая; он потер глаза, чтобы удостовериться, что ему не снится кошмар.

Но у сестры Сен-Гилэр было правило не верить в чистосердечие больных. Ошарашенный вид, с которым Симон повторил свой вопрос, показался ей частью тех уловок, которые могут обмануть менее искушенных. Она ответила своим тягучим и гнусавым голосом, будто пела речитатив:

— Да, господин Деламбр, звонка. Вы его прекрасно слышали. Вы знаете, что время гасить свет и спать. Я думаю, вы знакомы с правилами, как и все остальные. Но вам, естественно, нужно вечно быть последним!..


Рекомендуем почитать
Непотерянный рай

Роман «Непотерянный рай» дополнит и несколько расширит представление советского читателя о современной польской прозе, заставит его задуматься над многими важными в жизни каждого человека проблемами.Повествуя о любви художника Анджея к молодой девушке Эве писатель стремится к психологической точности, к многогранности в изображении чувств, верит, что любовь, если она полна и истинна, должна быть свободна от эгоизма.


Жизнь не Вопреки, а Благодаря…

Все события, описанные в данном пособии, происходили в действительности. Все герои абсолютно реальны. Не имело смысла их выдумывать, потому что очень часто Настоящие Герои – это обычные люди. Близкие, друзья, родные, знакомые. Мне говорили, что я справилась со своей болезнью, потому что я сильная. Нет. Я справилась, потому что сильной меня делала вера и поддержка людей. Я хочу одного: пусть эта прочитанная книга сделает вас чуточку сильнее.


Душечка-Завитушечка

"И когда он увидел как следует её шею и полные здоровые плечи, то всплеснул руками и проговорил: - Душечка!" А.П.Чехов "Душечка".


Розовый дельфин

Эта книга – история о любви как столкновения двух космосов. Розовый дельфин – биологическая редкость, но, тем не менее, встречающийся в реальности индивид. Дельфин-альбинос, увидеть которого, по поверью, означает скорую необыкновенную удачу. И, как при падении звезды, здесь тоже нужно загадывать желание, и оно несомненно должно исполниться.В основе сюжета безымянный мужчина и женщина по имени Алиса, которые в один прекрасный момент, 300 лет назад, оказались практически одни на целой планете (Земля), постепенно превращающейся в мертвый бетонный шарик.


Очень приятно, Ниагара. Том 1

Эта книга – сборник рассказов, объединенных одним персонажем, от лица которого и ведется повествование. Ниагара – вдумчивая, ироничная, чувствительная, наблюдательная, находчивая и творческая интеллектуалка. С ней невозможно соскучиться. Яркие, неповторимые, осязаемые образы героев. Неожиданные и авантюрные повороты событий. Живой и колоритный стиль повествования. Сюжеты, написанные самой жизнью.


Калейдоскоп

В книгу замечательного польского писателя Станислава Зелинского вошли рассказы, написанные им в 50—80-е годы. Мир, созданный воображением писателя, неуклюж, жесток и откровенно нелеп. Но он не возникает из ничего. Он дело рук населяющих его людей. Герои рассказов достаточно заурядны. Настораживает одно: их не удивляют те фантасмагорические и дикие происшествия, участниками или свидетелями которых они становятся. Рассказы наполнены горькими раздумьями над беспредельностью человеческой глупости и близорукости, порожденных забвением нравственных начал, безоглядным увлечением прогрессом, избавленным от уважения к человеку.


Фотограф

Пьер Буль (1912–1994) — замечательный французский писатель, блестящий стилист и мастер построения сюжета, соединивший в своих произведениях социальную остроту и интеллектуальную глубину.


Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси

Французская писательница Луиза Левен де Вильморен (1902–1969) очень популярна у себя на родине. Ее произведения — романтические и увлекательные любовные истории, написанные в изящной и немного сентиментальной манере XIX века. Герои ее романов — трогательные, иногда смешные, покорные или бунтующие, но всегда — очаровательные. Они ищут, требуют, просят одного — идеальной любви, неудержимо стремятся на ее свет, но встреча с ней не всегда приносит счастье.На страницах своих произведений Луиза де Вильморен создает гармоничную картину реальной жизни, насыщая ее доброй иронией и тонким лиризмом.


Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь

Жорж Сименон (1903–1989) — известный французский писатель, автор знаменитых детективов о комиссаре Мегрэ, а также ряда социально-психологических романов, четыре из которых представлены в этой книге.О трагических судьбах людей в современном мире, об одиночестве, о любви, о драматических семейных отношениях повествует автор в романах «Три комнаты на Манхэттене», «Стриптиз», «Тюрьма», «Ноябрь».


Пена дней

Борис Виан (1920–1959) — французский романист, драматург, творчество которого, мало известное при жизни и иногда сложное для восприятия, стало очень популярно после 60-х годов XX столетия.В сборник избранных произведений Б. Виана включены замечательные романы: «Пена дней» — аллегорическая история любви и вписывающиеся в традиции философской сказки «Сердце дыбом» и «Осень в Пекине».