Сильные духом (Это было под Ровно) - [10]

— Всыпали гадам! — и упал на землю.

Цессарский поднял его, положил на разостланную плащ-палатку и занялся его рукой, кость которой оказалась раздробленной — рука держалась на одних сухожилиях.

Бой длился уже два часа. Наши далеко преследовали бежавших карателей. Пришлось посылать связных, чтобы вернуть партизан обратно в лагерь.

Этот бой был боевым крещением отряда. Двадцать пять партизан, непосредственно участвовавших в схватке, справились со ста шестьюдесятью врагами. Было убито свыше сорока карателей, в том числе семь офицеров, захвачены ценные трофеи — ручные пулеметы, винтовки, гранаты и пистолеты.

Но в бою отряд понес тяжелую утрату: погиб Толя Капчинский.

В далеком Мозырском лесу, на цветущей поляне, мы вырыли могилу герою-партизану. Опустили тело в землю, обнажили головы.

— Прощай, дорогой друг! Мы за тебя отомстим.

В суровом молчании прошли бойцы мимо открытой могилы, кидая в нее горсти земли.

Потом зарыли могилу, выросший бугорок любовно обложили дерном.

Надо было уходить отсюда немедленно. Вызванное карателями подкрепление могло появиться в любую минуту, и тогда туго пришлось бы нашей «дивизии» из восьмидесяти человек.

У нас было три повозки. Мы положили на них раненых и тронулись в путь. Из предосторожности пошли не дорогой, а лесом. Колонну замыкало четверо бойцов, маскировавших наши следы.

Связь с Большой землей не прекращалась. От этой связи зависела судьба всей работы отряда. Поэтому радистов и радиоаппаратуру мы охраняли как зеницу ока.

Во время переходов каждому радисту для личной охраны придавалось по два автоматчика, которые помогали также нести аппаратуру. Аппаратура радиста, хотя и считалась портативной, была далеко не легкая. Она состояла из чемоданчика, в который были вмонтированы приемник-передатчик с ключом и «питание» — сухие анодные и катодные батареи. Кроме того, приходилось носить запасное «питание» и отработанные батареи, использовавшиеся для слушания передач из Москвы.

Ежедневно в точно установленный час мы связывались с Москвой. Если отряд находился на марше и останавливать его было нельзя, мы оставляли радиста и с ним человек двадцать охраны в том месте, где заставал радиочас. Отряд шел дальше, а радист связывался с Москвой. Закончив работу, он вместе с охраной догонял отряд, и мы получали радиограмму.

Мы шли по ночам, а днем отдыхали, располагаясь прямо на земле. Мы мокли в болотах и под проливными дождями. Не давали покоя комары. Не было ни хлеба, ни картофеля, и, бывало, сутками шли голодные. В хутора и деревни заходили только разведчики — и то с большой осторожностью, чтобы не выдать движение отряда.

Мы шли со всеми препятствиями, какие только мыслимы, и поэтому двести километров по карте фактически превратились для нас в пятьсот.

А наши разведчики — те преодолевали расстояния втрое, а то и вчетверо большие, чем остальные. Когда отряд отдыхал, разведчики уходили вперед, изучая предстоящий нам завтра путь, подыскивая места для новых привалов, затем возвращались к отряду и вели его уже по изученному маршруту.

Особенно тяжело приходилось раненым. Каждый бугорок, каждая коряга, оказавшиеся под колесами повозок, отзывались острой болью. В болотистых местах колеса увязали по ступицы, и лошади не в силах были их вытянуть. Тогда мы распрягали лошадей и на себе вытаскивали повозки.

Путь лежал к селу Мухоеды. Если Саша Творогов и Пашун живы, то они будут искать нас там.

На одном хуторе вблизи Мухоед жители сообщили нашим разведчикам, что к ним заходили какие-то люди в комбинезонах и пилотках, покупали картошку, молоко и хлеб. Прощаясь, сказали, что придут еще.

Мы решили устроить засаду. Я послал в хутор Валю Семенова с группой в несколько человек и велел укрыться возле крайней хаты. Там они ждали часов шесть, наконец на дороге показались три фигуры. Разведчики изготовились к стрельбе. Когда же эти трое приблизились, Семенов, забыв о всякой осторожности, закричал во весь голос:

— Ребята, да ведь это же наши — Шевчук, Дарбек Абдраимов…

Выскочив из засады, разведчики бросились обнимать товарищей.

Через несколько часов мы встретились с Пашуном и его людьми. За то время, что мы не виделись, молодежь — физкультурники из группы Пашуна — превратилась в бородатых мужчин.

Они искали нас больше месяца. Сбросили их с самолета около станции Хойники, за сто восемьдесят километров от Толстого Леса. Летчиков ввели в заблуждение костры, которые были там зажжены. Как выяснилось позже, костры эти жгли местные жители, мобилизованные для работы на железной дороге.

Все бы ничего, если бы поблизости не находились немцы и полицаи, охранявшие мобилизованных, чтобы те не разбежались.

Несколько дней партизаны Пашуна пробирались по болотам, скрываясь от вражеской погони. Им удалось дойти до реки Припять и переправиться через нее на лодках. После нашего ухода они были на станции Толстый Лес и оттуда уже двигались по нашим следам.

Вскоре мы узнали о судьбе Саши Творогова и его группы.

Вначале к нам доносились смутные сведения о какой-то горстке храбрецов, дравшейся с большим отрядом фашистов. Этот из уст в уста передававшийся рассказ звучал как легенда, как сказание о богатырях, наделенных чудесной силой и одолевших многочисленного врага. Богатырей именовали красными десантниками, называли их число — четырнадцать человек.