Потом повторяю все снова. Когда я в очередной раз вдуваю воздух ему в рот, грудь парня приподнимается. Еще минута, и я прерываюсь, чтобы проверить его пульс. Кажется, прощупывается. Может, хватит? Что это: движение его диафрагмы, или просто из легких, как из мехов, выходит воздух, который я туда вдул?
Нельзя останавливаться. Я снова склоняюсь над Джулианом.
Кашель, судорога — хоть какая-то реакция. А потом он начинает дышать. Живой!
Пульс быстрый и неровный, но сердце бьется.
Может ли он двигаться? И хватит ли у меня сил донести его до палатки, чтобы согреть?
До меня доносится рев двигателей аэрокара, и я понимаю, что мне не придется тащить парня. Помощь уже близко. Я валюсь в снег. Он жив!
Гул двигателей усиливается, и я вижу огни, скользящие вверх по долине. Еще громче, слишком громко. Я думаю о том, что пласты снега на гребне горы неустойчивы и рев двигателя может спровоцировать новую лавину.
Мне остается только ждать. Аэрокар опускается за деревьями у границы нашего лагеря.
Двигатели выключаются, но звук не исчезает. Со всех сторон доносится низкий гул, и я понимаю, что происходит. С горы снова сходит снег. Первая лавина ослабила снежный козырек.
Я замираю в нерешительности, а затем в свете прожекторов аэрокара замечаю идущий на меня белый вал.
— Нет!
Я бросаюсь к нашему лагерю, но тут же останавливаюсь. Если бросить Джулиана здесь, он погибнет.
Снег обрушивается на лагерь моего кластера, фонтанами взлетая вверх от столкновений с деревьями, которые окружают палатку. Я вижу, как закружились прожектора подброшенного в воздух аэрокара. Мой кластер! Я не в силах пошевелиться, сердце замирает. С трудом делаю шаг вперед.
Глухой гул превращается в оглушительный рев. Я поднимаю голову и смотрю на ледяной козырек верху, опасаясь, что он обрушится на нас. Сход снега, образовавшего первую лавину, обнажил неровный каменный выступ, который нас защищает. Снежная река бурлит в двадцати метрах от нас, но не подходит ближе. Пусть бы она увлекла меня — мне все равно. Мой кластер унесен этим потоком. Горло сжимает спазм, и становится трудно дышать.
Вдруг замечаю, как что-то, извиваясь, ползет по земле, и мне кажется, что снег гонится за мной. Сильный рывок, и я падаю.
Меня волоком тащит по скалам и льду, и я понимаю, что это прикрепленная к поясу веревка. Другой ее конец привязан к палатке и теперь тянет меня вниз. Пять, десять, двадцать метров. Пытаюсь освободиться от веревки, нащупать и развязать узел, но ободранные и окоченевшие пальцы не могут ничего ухватить.
Я падаю лицом вниз, разбиваю нос и, ничего не соображая, пролетаю еще несколько метров в сторону лавины. Мне казалось, поток замедляется, однако вблизи видно, что это по-прежнему настоящий водопад из снега и камней.
Я встаю, падаю, снова встаю и бросаюсь к лавине, надеясь ослабить натяжение веревки. На бегу замечаю дерево на самом краю снежного потока. Бросаюсь к нему, обегаю вокруг один раз, потом второй, пытаясь закрепить веревку.
Тяну изо всех сил, упираюсь ногами, и веревка натягивается как струна.
Мои ноги прижаты к дереву, и я цепляюсь за ствол, чтобы меня не затянуло в снежный водоворот вместе с остальными.
Отчаяние нашептывает мне: а может, это не так плохо? Что лучше, погибнуть вместе с кластером или жить одиночкой, неприкаянным и бесполезным? Секундой раньше я был готов признать свое поражение перед лавиной.
Только не теперь. Хейгару Джулиану нужна помощь. Я держусь изо всех сил, прислушиваясь, не стихает ли грохот лавины.
Проходят секунды, потом минута, другая. Я все еще держусь, и вдруг снежный поток замедляется, и натяжение веревки ослабевает. Несмотря на мороз, по моим щекам стекает пот. Руки дрожат. Когда веревка, наконец, провисает, я опускаюсь на землю и лежу под деревом, не в силах пошевелиться. Я совсем выдохся, и на то, чтобы отвязать веревку, уходит несколько минут. Ободранные пальцы не слушаются, и витки сверхпрочного шелка никак не хотят отделяться друг от друга. Наконец узел поддается.
Я встаю и тут же падаю.
Зарываюсь лицом в снег, пытаясь охладить его, и тут же понимаю, как это глупо. Снова встаю, и мне удается сделать несколько шагов, прежде чем колени вновь подгибаются.
Снег мягкий, словно пуховая перина, и я решаю немного отдохнуть.
Хорошо было бы заснуть. Так приятно.
Нет, нельзя. Тот парень на склоне. Одиночка, вроде меня. И я ему нужен. Ему нужен кто-то сильный, кто спустит его с горы.
Бросаю взгляд на веревку. На другом конце мой кластер. Был ли у них шанс выжить в этом стремительном потоке? Встаю, делаю один шаг по застывшей лавине, снег под ногами обрушивается, и меня сносит обратно. Снежный козырек наверху может сорваться в любую минуту. Я протираю глаза кровоточащими руками, потом поворачиваюсь и бреду назад по собственному следу. Следы крови делают его хорошо заметным. Дотрагиваюсь до губы и носа — я даже не заметил, что разбил лицо.
Джулиан на месте и все еще дышит. Увидев, что он жив, я плачу в голос, всхлипывая, как ребенок. Я престал быть сильным.
— Почему… почему ты… плачешь? — Джулиан смотрит на меня. Его зубы стучат.
— Оттого, что мы живы.
— Хорошо.
