Сильнее всего - [4]
Рыбаки вернулись на стан и рассказали Жуковой о гибели песца. Фёкла Романовна нахмурила брови и ничего не ответила. А вечером, улучив свободную минутку, торопливо зашагала к знакомому холмику.
Белянка была у норы. Сидя на глинистой земле, она тоскливо глядела в тундру, освещенную косыми лучами солнца. Где-то за бугром перепорхнули куропатки, прошуршал в кустарнике лемминг, но Белянка не обратила на эти звуки никакого внимания. Она жадно ждала привычного шороха легких шагов песца…
Фёкла Романовна в нерешительности остановилась.
Зачем пришла она сюда, где ее присутствие могло только вызвать лишнюю тревогу? Чем могла она помочь горю Белянки?
И женщина, глубоко вздохнув, побрела назад, к палаткам.
На другой день Жукова собрала в корзину обеденные остатки рыбы, мяса и направилась к реке. На берегу ей встретился Елизар Кочкин.
— Ты куда, Романовна? — осведомился он.
— Белянкиных детей кормить, — неохотно ответила Жукова.
— Э-э, хватилась! — махнул рукой Елизар. — Друзья твои на новую квартиру перекочевали.
— Куда?
— Помнишь, я говорил тебе, что дальше на берегу другая семья песцов живёт? Так вот к той семье и перебралась Белянка. Я поутру видел, как переносила она в зубах детишек.
— Непонятное ты что-то рассказываешь, дядя Елизар, — усомнилась Фёкла Романовна, — Где уж зверю сообразить такое…
— Не веришь — сходи посмотри! Километра три отсюда куча плавника лежит. Над ним, в обрыве, нора…
Жукова, пожав плечами, двинулась дальше.
Продираясь сквозь цепкий кустарник, Фёкла Романовна добралась до беспорядочной груды плавника, о которой упоминал старик. Тут в обрывистом берегу и в самом деле оказалась нора.
Жукова спустилась к воде и села на выбеленный солнцем и волнами обломок древесного ствола. Вспугнутые было ее появлением кулички вскоре снова деловито зашагали по илистой отмели.
Прошло немало времени, а у норы никто не появлялся. Лишь изредка слышался слабый, еле уловимый писк щенков. Потом откуда-то из-за камней вынырнул песец, и тотчас же из темного отверстия навстречу ему высунулась хозяйка норы. Она пропустила песца вперед и проворно юркнула вслед за ним к детям.
— Ну вот… — разочарованно прошептала Фёкла Романовна. — Совсем другая семья!..
Жукова поднялась с бревна, чтобы идти домой, и тут увидела над обрывом Белянку. Она ловко спрыгнула на еле приметный выступ и, держа в зубах какую-то добычу, уверенно скрылась в норе.
Фёкла Романовна улыбнулась и стала подниматься на крутой берег. Невдалеке от норы, на видном месте, она положила принесенную в корзине пищу — свой подарок большой, дружной семье.
ЦЕНА ЖИЗНИ
Три дня в тайге выла пурга. С треском ломались деревья, в воздухе вихрились тучи снега, ветер слепил глаза, валил с ног.
Мы с Максимычем безвыходно сидели в теплой лесной избушке, прислушивались к таежному гулу и, томясь от безделья, до одури спали и играли в шашки.
На четвертый день, к обеду, погода стала меняться: притих ветер, посветлело небо.
— Пойдем, — заторопился Максимыч, — проверим капканы.
— Проверим, — охотно согласился я, хотя знал, что в такую погоду звери тоже отсиживаются в логовищах.
Мы с трудом открыли дверь — избушка до крыши была занесена снегом.
Над тайгой торопливо неслись клочья туч, в их разрывах мелькало бледно-голубое небо. Изредка сыпалась сухая, колючая крупа. Глухо шумели деревья.
— Будет мороз, — определил Максимыч.
Линия капканов начиналась сразу от избушки, пересекала две пади и оканчивалась в глухой чаще.
Максимыч быстро шел по знакомому пути. Я еле поспевал за ним и с трудом узнавал местность: повсюду громоздились новые заломы, высились пухлые сугробы. Капканы наши завалило снегом: откапывать их и ставить заново не было времени: короткий день кончался.
На полдороге Максимыч остановился:
— Придется ночь переждать. Поворачивай обратно!
Вдруг он снял шапку и настороженно замер, глядя вперед. Я тоже прислушался. Из-за мелких елочек донеслось тихое подвыванье. Можно было подумать, что скулит привязанная на цепь голодная собака.
— В капкане… — чуть слышно шепнул Максимыч и, сдернув с плеча ружье, заскользил меж кустов.
Я поспешил за ним.
Мы подошли к елочкам. Сквозь ветки на белизне снега мелькнуло рыжевато-бурое пятно.
— Лисица! — догадался я, готовясь добить ее выстрелом в голову.
Внезапно бурое пятно метнулось в сторону и исчезло.
— Что такое? — изумился Максимыч.
Сквозь ельник мы напролом бросились вперед.
Из железных челюстей капкана торчала окровавленная лапа: лисьи следы вели в кусты, рядом тянулась струйка крови.
Максимыч намочил слюной палец, поднял вверх и буркнул;
— Ясно.
— Что? — не понял я.
— Нам бы надо против ветра двигаться, — разъяснил охотник, — а мы по ветру шли. Лисица нас учуяла, может быть, километра за два. Ну, и отгрызла лапу, чтоб уйти…
Я молчал, пораженный. Наконец, нерешительно предложил:
— Попробовать догнать?
Максимыч, не отвечая, повернул лыжи обратно. Всю дорогу он угрюмо сопел и только у самой избушки, отряхиваясь от снега, произнес:
— Дорого заплачено за жизнь!..
И, помолчав, укоризненно добавил:
— А ты говоришь — догнать…
ДРУЗЬЯ
Иван Михайлович Мельников ловил рыбу всегда в одном месте: возле островков, что разбивали реку на несколько проток.
