Сильнее только страсть - [83]

Она подняла голову. В полутьме ее глаза казались особенно большими.

– Я вовсе не красовалась, как ты говоришь, – ответила она, не оправдываясь и не обвиняя, – Мантит... Он...

Карлейль прервал ее:

– Да, знаю, он тщеславный, чрезмерно обидчивый человек, о чем многим известно. Но под его командой четыре тысячи воинов, и потому он сейчас очень нужен всем нам, и мы не можем превращать его во врага.

– Разве он стал бы настоящим другом, откажи я ему сразиться с ним?

Карлейль уселся на тюфяк рядом с ней.

– Он сказал, что ты первая бросила вызов.

– Я бросила вызов только тебе, если помнишь, – ответила она с легкой улыбкой. – Больше никому. Он лжет. Он специально подталкивал меня. Словно дразнил. Для чего?.. Не понимаю.

Карлейль знал, что она говорит правду, потому что лгать просто не умеет. Помолчав, он ответил ей вопросом:

– Ты почувствовала, что он домогается тебя?

Она смотрела на него, не понимая, и столько изумления отразилось на ее лице, что он не сдержал смеха.

– Никогда не слышала, что некоторые мужчины испытывают влечение к некоторым женщинам? Проявляют желание овладеть ими? В самое неподходящее для того время и в самом неподходящем месте?

Она некоторое время обдумывала его слова. Потом, показывая на свою одежду – куртку, которая обычно надевается под кольчугу, рейтузы, – спросила:

– Вот к таким женщинам? Так одетым?

Он опять рассмеялся и произнес с нежностью:

– К таким в особенности.

В его глазах она прочитала желание и, как всегда, была готова ответить на него, но у входа в шатер раздался голос Брюса:

– Джон!

Карлейль, проворчав что-то нечленораздельное, вскочил и откинул полог.

Войдя, Брюс окинул их взглядом и недовольно сказал, подмигивая Карлейлю:

– Я уж боялся, что мне придется часок помаяться у входа, пока впустите меня.

– Дела такой важности, конечно, нельзя прерывать, – подтвердил Карлейль, но осекся, вспомнив, что жена Роберта по-прежнему в английском плену и теперь, с началом военных действий, о ее возвращении вообще говорить не приходится.

Опустившись на тюфяк с другой стороны от Джиллианы и запустив пальцы в бороду, которую он с некоторых пор отрастил еще больше, Брюс спросил:

– Так что же там случилось? Из-за чего вы чуть не изрубили друг друга на куски с Мантитом?

Джиллиана ответила с полной серьезностью:

– Джон говорит, он хотел уложить меня с ним в постель.

Брюс с ухмылкой посмотрел на друга.

– Насколько я помню, – сказал он, – меч в таких случаях не совсем то оружие...

– Мантит, как видно, – ответил Джон, – прибегнул именно к мечу, возможно, для начала.

– Что ж, всякое бывает, – согласился Брюс и перешел к более важному разговору, обратившись к Карлейлю. – Я оставил Кита в Линденроссе, после того как мы вошли туда, – сказал он. – Думаю, на защите Эшинтона, когда возьмем его, в чем я не сомневаюсь, можно оставить Мантита.

– Но у него большое войско, – возразил Карлейль. – Как мы пойдем без него на Стерлинг?

– Оставлю ему сотни две, остальных заберем с собой.

– Он ни за что не согласится, Роберт.

– Ничего. Скажу, что беру под свое начало. Но вообще-то, – теперь Брюс обращался к Джиллиане, – не следует его дразнить понапрасну и унижать. Он может не стерпеть, тем более имея в своем распоряжении так много воинов.

Она собралась возразить, что все наоборот – Мантит хотел унизить ее как воина, даже как женщину, если верить тому, что предположил муж, однако только сказала:

– Да, милорд. – И опустила голову.

Что-то в ее тоне, видимо, не очень понравилось Брюсу. Он легким движением пальцев поднял ее подбородок и повторил, глядя ей в глаза:

– Я не шучу, Джиллиана. Ты, не подумав, опять ввязалась в серьезное дело с нешуточными последствиями, которые могут повлиять на исход военной кампании. Я вынужден буду исключить тебя из участников военных действий.

Она опять склонила голову, внезапно осознав силу и могущество говорившего с ней человека, а оба мужчины обменялись понимающими взглядами, хотя положа руку на сердце Карлейль не совсем понимал, принял Брюс окончательное решение или говорил лишь о том, что мог бы сделать. Спустя короткое время Брюс разрешил его сомнения, произнеся:

– И все-таки, Джон, не могу не признать, твоя жена – один из лучших воинов, которых я видел за всю свою жизнь. Кроме того, я обязан ей жизнью жены и дочери, благослови их Господь. И разве можно лишить наше войско такого сокровища?.. Разумеется, если ты скажешь, что у тебя иное мнение и что не хочешь подвергать ее риску...

– Мы подвергаем риску друг друга, Роберт, но одновременно защищаем и спасаем друг друга, – ответил Карлейль. – И уговорились так существовать в этой жизни. Поэтому хочу, чтобы она оставалась рядом. Всегда.

Брюс усмехнулся.

– Что ж, тогда потороплюсь уйти из шатра, а вы будете рядом... И не только рядом... – Он двинулся к выходу и уже оттуда сказал: – Завтра выступаем на Роксборо.

К середине сентября, когда в Шотландию пришла настоящая осень – с золотом листьев на фоне потемневших крон, а по утрам легкий иней покрывал траву, – военные действия подошли к концу. Они прошли достаточно успешно – так считали военачальники-шотландцы. Однако камнем преткновения оставался замок Стерлинг, которым когда-то овладел в знаменитом бою отец Джиллианы, чем ознаменовал начало освобождения Шотландии, но который давно уже снова перешел в руки англичан. Зато клан Кита по-прежнему удерживал Линденросс, клан Мантита – Эшинтон, войско Черного Дугласа захватило и удерживало Роксборо, а граф Морэ искусным маневром завладел цитаделью Эдинбург. В том, что Стерлинг остался у англичан, Роберт Брюс винил своего брата Эдварда. Он считался смелым военачальником, но не всегда умел рассчитать и предвидеть результаты своих поступков. Так, он зачем-то, не посоветовавшись со старшим братом, согласился на предложение начальника английского гарнизона в Стерлинге о перемирии до следующего лета, надеясь на бескровное взятие крепости.