Сильнее смерти - [21]
Быстро входит Краузе.
К р а у з е (Грете). Все разъяснила?
Г р е т а. Да. Мальчики поняли меня.
К р а у з е (футболистам). Все ясно?
Л е о н и д (мрачно). Куда уж яснее…
К р а у з е. Что?!
П е т р (выступая вперед). Все ясно, господин шеф.
К р а у з е. Вам не нужно ни о чем думать. Я составил расписание. Первый мяч тигры забьют в ваши ворота на десятой минуте. Второй — на двадцатой. Последний — за пять минут…
Л е о н и д. Но это зависит не только от нас, господин шеф.
К р а у з е. Команде тигров все сообщили.
Л е о н и д. Но для такого спектакля нужна хоть одна репетиция, господин шеф.
К р а у з е. У вас будет хороший дирижер. На десятой минуте судья подымет руку…
Л е о н и д. Значит, игра в поддавки, господин шеф? Вас устраивает дешевенькая победа?
К р а у з е (багровея). Не рассуждать!
Г р е т а. Позвать эсэсовцев?
П е т р. Нам все ясно, господин шеф.
К р а у з е. Ничья — Сырецкий лагерь. Слышите? (Выходит с Гретой.)
Л е о н и д. Мы будем подонками, если примем участие в этой комедии.
П е т р. Что предлагаешь?
Л е о н и д. Не выходить на поле.
П е т р. Заставят. Выйдешь в синяках.
Л е о н и д. Тогда играть, как в первом тайме. Мертвая защита!
П е т р. Из Сырецкого лагеря не возвращаются.
Л е о н и д (горячо). Я знаю тебя давно, Петр! Я видел, как замер стадион в Париже, когда крайний нападающий французов прорвался к нашим воротам. Мы, запасные, вскочили со скамейки. Неужели на последней минуте французы отыграются? А ты стоял спокойно… И вдруг бросился в угол… Отбил мертвый мяч… Еще мальчишкой я видел, как ты взял одиннадцатиметровый, пробитый центром нападения басков… Я знал, ты сильный человек. Но сегодня убедился…
О л е г. Леня…
Л е о н и д. Убедился: ты боишься.
О л е г. Леня!
П е т р. Спокойнее, Олег, спокойнее. (Леониду.) Вспомни, где мы должны были собраться вечером двадцать второго июня прошлого года? После матча на новом стадионе.
Л е о н и д. У тебя дома.
П е т р. По какому поводу?
Л е о н и д. Твоя Мария родила дочь.
П е т р. Ей сейчас годик. Аллочке — четыре. Юре — шесть. Где они сейчас — не знаю. Но хочу дожить до встречи с ними. В освобожденном Киеве. Хочу дожить — и вся игра!
Л е о н и д. У солдат под Сталинградом тоже есть семьи.
П е т р (подняв свитер, показал шрам на груди). Видишь? В Голосеевском лесу, лицом к лицу с вражескими парашютистами… Свяжемся с подпольем, прикажут: пойди на диверсию. С риском для жизни. Пойду. И ты пойдешь. И Олег пойдет. А тут… Стоит ли игра свеч?
Стук в окно. Леонид открывает окно, в него влезает Ш у р и к. Захлопнул окно, прислушивается. Он невысокий, худой, в морской форме, перешитой со взрослого, которая ему велика. На щеке синяк.
Ш у р и к. Не поймать меня, гады! Я здесь все ходы и выходы знаю. Здравствуйте!
П е т р. Что тебе нужно, хлопчик? (Леониду.) Твой знакомый?
Л е о н и д. Нет.
П е т р (Олегу). Твой?
О л е г. Не знаю его.
Ш у р и к (огорченно). Не узнали! (Петру.) А кто меня учил: поменьше божись, не то буду штрафовать. Каждый раз — щелчок по носу.
П е т р (берет его за плечи, вглядывается). Шурик?!
Ш у р и к. Я! Чтоб мне провалиться на этом месте!
О л е г. Болельщик нашей команды номер один.
П е т р (Шурику). Постой, старик. Что же это получается? Согласно законам природы тебе бы полагалось за этот год вырасти сантиметров на пять, а ты…
Ш у р и к. Расту вниз? Я знаю… (Совсем как взрослый.) Трудно стало жить на белом свете… Очень трудно.
Л е о н и д (после паузы). Ты что мне подмигиваешь, малыш?
Ш у р и к. Это все время у меня.
Л е о н и д. Перекупался или простыл?
Ш у р и к. Нет… Когда на Бессарабке матросов наших из Днепровской флотилии вешали… Вася был среди них… Братишка мой… Вы его знали. Он, когда бывал на берегу, всегда приходил на ваши матчи. Тогда я зайцем через забор не лез. Сидел, как барин, во втором секторе… (После паузы.) Я на дереве сидел, все видел… (Пауза.) Был брат Вася — нет его… Только форма осталась. Соседка перешила — великовато. Если бы мама… Она мирово шила…
П е т р. Где твоя мама?
Ш у р и к. Узнала про Васю — тронулась. То плачет, то смеется. Говоришь с ней — не отвечает. Отвезли ее в Кирилловскую больницу.
П е т р. Может, вылечат.
Ш у р и к. Уже вылечили… Всех больных увезли… в душегубках. И остался я один с голубями.
О л е г. Иди ко мне, Шурик. (Усаживает его, гладит по голове.)
Ш у р и к. Он, больно!
О л е г. Шишки… И синяк под глазом… С голубятни упал?
Ш у р и к. Голубей уже нет. Гады приказ наклеили: уничтожить голубей. Иначе расстрел. А как я могу их уничтожить? Поехал на Куреневку, отпустил… Прилетели. Увез в Пущу, в лес… Прилетели — ученые… Помните, я всегда их выпускал на стадионе, когда вы забивали гол «Спартаку» или «Торпедо». А потом… (В голосе послышались слезы.) Разрешил Мишке Рябому их забрать. У него пять сестер… Еще тощее меня… За два дня всех голубей съели… Им что — птица, и все. А мне они как родные были. Я с ними разговаривал, и они меня понимали, чтоб я провалился, если нет!..
Пауза.
О л е г. А синяк?
Ш у р и к. Свежий. Рыжий сбил вас, Олег Николаевич, а судья, холера, не дал им пенальти. Я как заору: «На мыло!..» А мне сверху кто-то по башке. Оглянулся — офицер. Я ему: «Чего дерешься?» Он меня опять по башке. Я ему: «Все равно не выиграть вашим!» Он меня в глаз. Я плюнул. Он за наган. А меня под скамейку втащили, и я под ногами вылез в другой сектор. Он за мной. Все наши встали, мешают ему, а мне помогают. Шуму было! Только что он меня опять увидел — за мной. А я — сюда.