Сильнее смерти - [8]

Женщина вздрогнула:

– Кто вы?

– Цусаки.

Отомо-сан смотрела на него во все глаза.

– Это какой же Цусаки, не тот ли…

– Наверное, тот, – медленно произнес старик, отставив чашку. – Я монах лишь последние десять лет, а до этого был самураем, вот как этот молодой господин.

Акира тревожно молчал.

– Я чувствовал, что должен вернуться сюда, хотя и не хотел этого, – спокойно продолжал странник. – Душа звала меня, а разум был против. Сейчас наоборот: я понял, что поступил правильно, хотя не чувствую ни удовлетворения, ни покоя.

– Как же вы жили все это время… – женщина замешкалась, не зная, как его назвать. – …Цусаки-сан?

Он слегка улыбнулся – его лицо прорезали глубокие морщины.

– Как жил Цусаки? По-разному. Бестолково, глупо. Без господина. Чаще – без дома. Хотя, пожалуй, господа-то были, а вот хозяин умер тогда, давно. Да и дом сгорел, настоящий дом. Сердце сгорело. Вот так.

Глаза Акиры возбужденно блестели – он понимал старика, очень хорошо понимал. Он только хотел знать, почему этот человек не покончил с собой.

Монах, казалось, прочитал его мысли.

– Наверное, молодой господин, – как показалось Акире, собеседник произнес эти слова с еле заметной насмешкой, – намерен спросить, отчего я себя не убил? Отвечаю: потому что упустил время. Сражался, бежал от врагов, снова вступал в бой. А когда узнал, что произошло в хозяйской усадьбе, было поздно. Все утратило смысл. Я уже ничего не хотел, ни для чего не осталось сил.

– А что это было за сражение? – спросил Акира. – С кем? Давно?

Монах посмотрел на Отомо-сан:

– Молодой господин нездешний?

Голос женщины дрожал, а пальцы скребли циновку.

– Это… мой сын. Старик покачал головой:

– Я думал, Нагасава сделал из этой истории легенду. А оказывается, люди даже не знают, о чем идет речь!

– Это было так давно, – с отчаянием и мольбой прошептала Отомо-сан.

Акира встал, чтобы развесить москитные сетки. Стемнело. С улицы тянуло прохладой. Громко трещали какие-то насекомые. Ему не нравился этот разговор.

К чему старик упомянул имя господина? Обрывать монаха было неприлично и расспрашивать – тоже.

Побыв немного в одиночестве, молодой человек вернулся и застал несколько иную картину: Отомо-сан и монах спорили, открыто и резко. Акира застыл как вкопанный: он никогда еще не видел такой эту самурайскую женщину, покорную, тихую – тень мужчины.

– Не делайте этого, Цусаки-сан! Зачем это вам, уходите! – Она сжимала кулаки. – Зачем вы хотите сломать то, что я растила столько лет?! Никто не виновен, все выстроилось так само по себе, все нашло свое место – задолго до вашего появления здесь!

– Нет, ты не права, не правы вы все! Вы навязали ему свою правду, заточили в плен своей лжи его истинные чувства! Как ты могла молчать столько лет?!

– Молчал мой муж – молчала я. Если хотите, этого объяснения достаточно! – Она не сдавалась. – Так повелел господин. И он был нашим благодетелем все эти годы, он, даймё, не отнимал, а давал – одежду, рис… Он выучил мальчика, сделал его воином…

– Отомо-сан! За горстку риса ты позволяешь этому юноше шестнадцать лет смотреть чужие сны! А Нагасава, возомнивший себя Богом во, имя собственного тщеславия! Да он до сих пор мстит Ясуми и издевается над ним, даже над мертвым – тем, что лепит из его сына что-то свое! Только не думай, что это сойдет ему с рук! Наказание неотвратимо – так бывает всегда!

– О чем вы говорите? – в тревоге спросил Акира, глядя то на монаха, то на мать.

– Возможно, я не догадался бы, – сказал Сёкэй, – если б не услышал твое имя. Я был в усадьбе твоего отца, настоящего отца, в тот день, когда ты появился на свет.

– Да, – как можно тверже произнес юноша, бросив взгляд на мать, которая словно вросла в циновку. – Я знаю, что Отомо-сан воспитала меня, как родного, после того как вся наша семья погибла во время пожара. А меня спас господин Нагасава. Монах кивнул без малейших признаков удивления.

– Хорошая сказка. И тебе, конечно, известно, что у тебя было шесть братьев и восемь сестер, все старше тебя, хотя многие – тоже еще дети? Да, они сгорели, но уже с перерезанным горлом, как и твоя настоящая мать! И не на пожаре, а в пламени погребального костра!

Акира молчал, ошеломленный, не зная, как истолковать услышанное.

– Я служил у Ясуми-сан и могу рассказать кое-что иное о том, как именно погиб твой отец, а ты был спасен. Подробностей не знаю, многое случилось в мое отсутствие, но важна суть…

Странник говорил, не глядя на юношу и, казалось, мало интересуясь, слушают ли его:

– …Они были неразлучны, Нагасава и Ясуми, и в детстве, и потом, – произнес он в заключение. – Конечно, Ясуми завидовал богатству и власти Нагасавы, управляющий – не даймё. Зато в нем было что-то особенное, в его глазах всегда горел огонь, люди шли за ним, и он имел нескольких жен-красавиц и кучу здоровых детей. Наверное, ты станешь задавать себе вопрос: кто был прав? Не стоит. Лучше отвечу я. Конечно, как преданный слуга, я должен был идти за Ясуми-сан и пошел, не задумываясь. Но сейчас я монах и могу ответить по-другому: это было предательство. Твой отец решил, что сила – это сила. Вне законов человеческого сердца, вне долга. Главное – победить.