Силиконовая надежда - [11]

Но, едва я открыла блокнот, как затрезвонил мобильник, и я ответила на звонок.

– Привет, Анютка, – раздался мужской голос. – Как твоя кулинария?

– Привет. Все в порядке.

– А ты не дома еще? Стою у подъезда, твое окно темное.

– Нет, я еще на работе. А ты по делу?

– А ты еще помнишь про дело?

Вот это было как раз то, чего я боялась.

– Помню. Но я же тебе сказала – мне пока сложно… мало времени прошло…

– Анька, ты не темни. Хочешь соскочить?

– Нет-нет, я же обещала… просто…

– Короче, Нюточка, ты там пошевеливайся, так для всех будет проще и лучше. Чем быстрее ты все сделаешь, тем меньшие потери понесет дорогой тебе человек. То есть я. Усекла, подружка?

– Да…

– Тогда я тебя дожидаться уже не буду, все, что хотел, сказал. А чаю в другой раз попьем, да? Коврижку-то испечешь мне?

– Да… – механически ответила я и услышала в трубке сперва добродушный смех, а потом оглушающую тишину, от которой веяло ужасом и беспросветным одиночеством.

Матвей

Утро снова обрело для Матвея смысл. Не работая, он почти физически страдал и не мог найти причины, чтобы вставать с постели. Но теперь, когда его снова ждала операционная, Матвей с легкостью вскакивал в шесть утра, делал зарядку, принимал душ, готовил себе завтрак и мчался на парковку. Его ждали люди, которым он был нужен, и это бодрило не хуже кофе. А таких людей было много. Матвей не пренебрегал никакими операциями, относился одинаково ответственно и к коррекции формы носа, и к восстановительной пластике, хотя вторая была ему, безусловно, ближе. Он знал, что никто не просыпается утром с мыслью, что именно сегодня его мир вдруг взорвется. И если вдруг это происходило, он, Матвей, мог помочь свести визуальные последствия к минимуму. Внешность играет далеко не последнюю роль в качестве жизни, и не важно, женщина это или мужчина. Никто не хочет жить с безобразными рубцами на лице. А если приходится делать это долгое время, в человеке что-то ломается. Он начинает иначе смотреть на привычные вещи, иначе относиться к себе и окружающим, и жизнь его меняется. Чтобы стать прежним, требуется операция. Если рубец слишком толстый, хирургу необходимо срезать его до образования новой раны. И человеку нужно снова сломать себя, чтобы потом начать жить заново и стать собой. Или стать лучше.

Эти мысли посещали Матвея по дороге на работу, все время, что он проводил в ординаторской и на пути в операционную. Но как только он включал кран и брал в руки щетку, чтобы начать мыть руки, как из головы исчезало все лишнее и оставался только план операции – четкий, точный, с картинками «до» и «после».

Он чувствовал, как за ним наблюдают. Все – от поварихи до администратора. Матвей понимал – новый сотрудник в коллективе всегда вызывает повышенный интерес. Единственным человеком, которому, казалось, было все равно, оказалась владелица клиники. Иногда они вместе оказывались в предоперационной, мыли руки рядом, но Аделина не задавала вопросов, не интересовалась пациентом Матвея – она просто молча орудовала щеткой, споласкивала руки и, подняв их вверх, спиной вваливалась в соседнюю операционную. Правда, справедливости ради стоило сказать, что и к другим врачам на испытательном сроке Драгун относилась ровно так же, это Матвей выяснил из разговоров в ординаторской.

– Она читает протоколы операций, ей достаточно, – сказал один из хирургов, когда речь зашла об этом.

– И что же – совершенно все равно, каков хирург вне операционной?

– Абсолютно. Она людей оценивает исключительно по профессиональным качествам.

– Наверное, это правильно, – согласно кивнул Матвей. – А как вообще у вас принято – если прошел испытательный срок, то не возбраняется пригласить коллег на вечеринку?

– Это приветствуется, – рассмеялся анестезиолог, отрываясь от игры в телефоне. – Мы всегда «за», но шефиня проигнорирует.

– Почему?

– Она предпочитает не сближаться ни с кем из подчиненных, такое у нее правило.

– Даже если ее персонально пригласить?

– Дохлый номер, – уверенно ответил анестезиолог. – Она кивнет, но не придет, проверено.

– Ну, это дело хозяйское, – пожал плечами Матвей. – Тогда давайте в субботу посидим, идет?

Возражений не последовало, и в ближайшую субботу Матвей накрыл поляну в своем любимом баре. Вечеринка удалась на славу, все крепко выпили, душевно поговорили, и Матвей понял – его приняли в коллектив. Были все – кроме Аделины и поварихи Ани. Это Матвея удивило – ему показалось, что он ей понравился, потому что при каждой встрече Аня краснела и опускала глаза, торопясь прошмыгнуть мимо. Отсутствие поварихи его даже огорчило, ему хотелось узнать Аню поближе. Когда же Матвей спросил об этом у анестезиолога Сергея, тот удивленно посмотрел на него и произнес:

– А ты не знаешь?

– Чего?

– Анька никогда никуда не ходит.

– Чего ж так?

– Точно не знаю. Но если нет Аделины – Аньки тоже не будет.

– Странная дружба.

– Анька ее боготворит, – выливая остатки водки в рюмку, сказал Сергей. – Уж не знаю, почему так, но она за Драгун глотку порвать готова, так что ты при ней особо начальницу не критикуй.

Матвей молча кивнул. Он вообще никогда не обсуждал начальство с кем бы то ни было ни на одной из своих работ. Но фразу про повариху запомнил.