Сила - [51]

День выдался тягучий, воздух как сироп, в тени скоро добьет до 104 по Фаренгейту. Не самый подходящий денек, чтоб двинуть на протестную акцию в Тусоне, штат Аризона. Тунде приехал лишь потому, что получил анонимную наводку: мол, сегодня здесь что-то произойдет. Довольно-таки убедительно излагали, но пока что не происходит ничего.

– С интернетом у вас как, мужики? – спрашивает Тунде. – АдскийТрэш. ком, БейбаПравда, УрбанДокс – в Сети что-нибудь читаете?

Мужики трясут головами.

– Я читал статью в газете, – говорит один человек, который нынче поутру решил, видимо, побрить только левую половину лица. – Там, короче, писали, что в этой новой стране, Бессарабии, всех мужчин химически кастрируют. И с нами так же будет.

– Мне… кажется, это неправда, – говорит Тунде.

– Сам глянь – я себе статью оставил.

Мужик роется в вещмешке. На асфальт высыпаются пачка старых счетов и пустые пакеты из-под чипсов.

– Бл-лин, – говорит мужик и бросается догонять свой мусор. Тунде лениво снимает его на телефон.

Столько сюжетов – мог бы заняться любым. Надо было ехать в Боливию, они там провозгласили своего Папу, только женщину. Прогрессивное правительство Саудовской Аравии, похоже, уступает позиции религиозному экстремизму – можно было вернуться туда, написать продолжение первого репортажа. Даже сплетни поинтереснее, чем то, что творится здесь: дочь только что избранной губернаторки в Новой Англии сфотографировали с мальчиком – мальчиком, у которого, судя по всему, выраженная пасма. О таком Тунде слыхал. Делал материал, разговаривал с врачами о лечении девочек с деформациями и нарушениями работы пасмы. Не у всех девочек она есть, вопреки первоначальным выводам, примерно пять девочек на тысячу рождаются без нее. Некоторые ее не хотят и пытаются вырезать сами; одна резала ножницами, рассказал врач. Одиннадцать лет. Ножницами. Кромсала себя, как бумажную куклу. И бывают мальчики, у которых тоже есть пасма, – потому что хромосомные аномалии. Иногда им нравится, иногда нет. Иные мальчики спрашивают врачей, нельзя ли удалить. И врач вынужден отвечать, что нет, мы не умеем. После удаления пасмы больше половины пациентов умирают. Почему – непонятно, это не жизненно важный орган. Текущая теория такая: пасма подключена к электрическим ритмам сердца и удаление что-то там нарушает. Можно удалить часть волокон, ослабить ее, сделать незаметнее, но если пасма есть – живи теперь с ней.

Тунде прикидывает, каково жить с пасмой. С силой, которую не отдашь, не променяешь. Жаждет ее, брезгливо содрогается. Читает онлайн-форумы, где мужчины говорят, что если бы у всех мужчин была пасма, все бы встало на свои места. Мужчины злятся, им страшно. Это Тунде понимает. После Дели ему тоже страшно. Он под псевдонимом регистрируется на УрбанДоксГоворит. com, постит кое-какие комментарии и вопросы. Натыкается на субтред про собственную работу. Там его называют гендерным предателем, потому что выпустил сюжет про Авади-Атифа, а не сохранил в тайне, и не сообщает о мужском движении, и не рассказывает об их любимых теориях заговора. Ему написали – дескать, в Тусоне что-то зреет, и он подумал… да хрен его знает, что подумал. Подумал, может, что-нибудь здесь нароет. Не просто новости, а хоть какое-то объяснение тому, что с ним нынче творится. Но здесь ничего нет. Тунде поддался страху, вот и все дела; после Дели он бегает от сюжетов, а не за сюжетами. Вечером из гостиницы выйдет в интернет, глянет – может, еще есть о чем рассказать в Сукре; проверит, когда ближайший рейс.

Что-то грохочет – гром, похоже. Тунде оборачивается к горам, ожидает увидеть грозовые тучи. Но это не гроза, и грохотал не гром. Грохочет снова, громче, и громадное облако дыма вырывается из дальнего угла торгового центра, и кричат люди.

– Епта, – говорит один мужик с пивом и транспарантами. – Кажись, бомба.

Тунде бежит на звук, держа камеру очень ровно. Что-то трещит, и слышно, как падают кирпичи. Тунде сворачивает за угол. В киоске фондюшной сети пожар. Рушатся несколько магазинов. Из здания разбегаются люди.

– Там бомба взорвалась! – кричит один прямо в объектив камеры – лицо в кирпичной пыли, сквозь белую рубашку кровоточат мелкие порезы. – Там люди застряли.

Сейчас Тунде себе нравится больше – сейчас он Тунде, который бежит к опасности, а не куда подальше. Всякий раз, когда получается, он думает: “Да, отлично, это по-прежнему я”. Но сама по себе это новая мысль.

Тунде огибает руины. Упали две девчонки. Он помогает им встать, советует одной обнять за плечи другую – легче будет идти, а то лодыжка у первой уже расцветает большущими синяками.

– Кто это сделал? – плачет она прямо в объектив. – Кто это сделал?

Вот в чем вопрос. Подорвали ресторан фондю, два обувных магазина и клинику женского здоровья. Тунде отходит подальше и снимает на широкий угол. Ничего так себе. Справа горит. Слева обвалился весь фасад. Камера следит, как со второго этажа на землю падает доска, к ней прикноплено расписание смен. Наезд. Кайла, 15:30–21:00. Дебра, 07:00.

Кто-то кричит. Неподалеку – в кромешной пыли трудно разглядеть – в развалинах застряла беременная. Лежит на огромном животе – месяцев восемь, пожалуй, – и нога у нее зажата под бетонным столбом. Веет бензином. Тунде кладет камеру – осторожно, чтобы продолжала снимать, – и подползает ближе.