Сила одного - [25]

— Кто ответственный по роте? — приглушенным голосом спросил его Данко.

— Старшина… — услышал Данко желанный ответ.

— Где он?

— В каптерке.

Данко узнал, что ему было нужно. И оставлять за спиной этого дневального, который уже был ему не нужен и который наверняка тут же поднимет тревогу, было нельзя.

— Подбери свои зубы… — бросил ему Данко.

— Чего?… переспросил дневальный, недоуменно посмотрев на пол.

Не медля, Данко шарахнул его прикладом по оказавшемуся перед ним стриженому затылку. Застонав, дневальный грузно упал на пол. Данко двинулся к ротной каптерке.

На секунду остановился перед закрытой дверью… и, сделав глубокий вдох, с силой толкнул дверь вперед… но дверь не поддалась: она оказалась запертой изнутри. Мгновенно вспотев, Данко, чуть отклонившись назад, что было сил снова ударил плечом в дверь каптерки, вложив в этот удар всю свою силу и вес… Дверь легко распахнулась, а Данко по инерции влетел и сбил с ног открывшего замок и обалдевшего от неожиданности старшину. С размаху грохнувшись на пол, оба, сцепившись, покатились по полу. Данко наконец представилась возможность дать выход накопившейся в нем ненависти. К виновнику его бед— старшине. И Данко дал ей выход сполна. За две минуты отдубасил здоровенного, но разжиревшего, мясистого прапора. Затем, вскочив, подхватил свой автомат:

— Ну, сука, вставай!

Побитый прапорщик поднялся с пола. Вытер окровавленной рукой со лба стекавшую темную кровь. И, видимо, уже оправившись, зло бросил:

— Зря ты это делаешь. Тебе все равно не уйти. Ты— труп.

Резко, почти без замаха, Данко врезал прикладом прапору в грудь. Тот отлетел на стоявшие за ним стеллажи с формой. Шатаясь, снова стал подниматься.

— Запомни, сука, говорю здесь я! — склонившись, прорычал ему в ухо Данко. — Ты— только отвечаешь, когда тебя спрашивают. И отвечаешь правильно. Иначе— ты у меня захлебнешься кровью. Ты меня понял?

— Понял…

— Вопрос первый: кто подослал ко мне на “гарнизонку” Тайсона?

— Этого я не знаю.

Данко снова ударил старшину, на этот раз— стопой ноги прямо по голени. Старшина чуть не взвыл.

— Ответ неверный. Повторяю свой вопрос: кто подослал ко мне Тайсона?

— Я на самом деле не знаю… Я лишь сообщил им, где ты находишься.

— Кому— им?

Прапорщик молчал.

— Я тебя спрашиваю: кому им? — по буквам повторил Данко.

— Я тебе сейчас на это отвечу… внезапно раздался негромкий женский голос за спиной у Данко. — И на другие вопросы-тоже. Только сначала брось автомат. Иначе я просверлю дырку в твоей пустой голове.

Обернувшемуся Данко в грудь смотрел здоровый, с накрученным на ствол глушителем пистолет “ТТ”. А в глаза ему, холодно и не мигая, смотрела…Наташа. Его рука с автоматом опустилась вниз. Не от того, что Данко испугался выстрела— от неожиданности. Хотя он давно чувствовал, что Наташа не на его стороне.

Не мешкая ни секунды, мгновенно взбодрившийся старшина подскочил к нему, вырвал из его рук автомат и, размахнувшись, хотел было ударить Данко. Но тут же застыл, остановленный негромким окриком Наташи.

— Постой. “Замочить” его всегда успеем. Сначала— поговорим.

Старшина беспрекословно повиновался. Отступил в сторону. Взвел автомат. Теперь уже он— на Данко. За секунды все изменилось.

А Наташа, видимо, обладала над здоровенным прапором немалой властью. И, по всей видимости, не только над ним. Глаза ее говорили об этом. Жестокие глаза, решительные. Такими ее глаза Данко прежде не видел. Да, такая не остановится ни перед чем.

— Значит, ты хотел узнать, кто подослал к тебе в камеру Тайсона? — вкрадчиво спросила она. — Но, наверное, тебя и волнуют и другие вопросы? Ну что ж— давай, задавай!

Внимательно глядя на Наташу, Данко молчал.

— Ну, чего же ты молчишь, умник? От страха язык проглотил? Тогда я сама тебе все расскажу. Все— с самого начала. С того самого случая, когда исчез рядовой Платонов. И якобы повесился этот Салахов.

Данко пристально смотрел в ее ледяные глаза.

Она же, по-прежнему направляя “ТТ” ему в грудь, продолжала:

— Ты не зря сомневался, когда не поверил, что этот Салахов сам мог повеситься. Ты был прав— он не повесился. Он был убит. Потому что слишком много узнал. Того, чего ему знать не стоило и во что он сунул свой любопытный нос. Не зря же говорят: меньше знаешь— дольше живешь. Хорошая, мудрая поговорка. Впрочем, тебе, Шагаев, она уже не пригодиться. Ты тоже слишком много знаешь. И, значит, очень скоро умрешь. Просто в честь нашей так называемой дружбы я хочу открыть тебе глаза. Хоть будешь знать, за что умираешь… Я хочу, чтобы вы все, гады, знали, из-за чего умираете!!! — внезапно сорвавшись на крик, завопила Наташа в истерике. Потемневшие глаза ее были полны злобы и страшной ненависти. — Вы должны знать, сволочи! Ненавижу! Должны! Должны! — задохнулась в бешеном крике она. После чего на какое-то время замолкла, по всей видимости, приходя в себя. Затем, уже спокойно, снова продолжила: — Я любила в своей жизни только одного человека. Его убили в Чечне. Такие же тупые желторотые солдаты, как ты. Он был русским, но он был наемником. Воевал за чеченцев. Потому что нам нужны были деньги: я, тяжелобольная, лежала в больнице. Меня— когда я носила нашего ребенка— сбила машина. Какой-то пьяный “крутой”. Прохожие запомнили номер его “Мерседеса”. Но продажные “менты”так ничего ему и не сделали— он был слишком “крутой” да к тому же, как выяснилось, еще и генерал. Поэтому дело замяли. Он даже не предлагал нам денег, чтобы загладить случившееся, хотя мы бы их все равно не взяли. Мы хотели только одного: справедливости, но оказались бессильны перед этой проклятой системой. И мой муж Дима тоже был не в силах что-либо сделать. Он работал простым механиком в мастерской. Его зарплаты на жизнь вдвоем нам еле-еле хватало. Но дело было не в этом— мы потеряли нашего сына. Я была уже на шестом месяце. Сама я из-за этого случая тоже едва не умерла. Врач сказал: нужна будет операция. Затем— длительное лечение. Но денег у нас, конечно же, не было. Но больше всего нас терзало, что смерть нашего ребенка так и осталась безнаказанной. Он был мертв, а тот, кто убил его, спокойно жил на свободе. Сознавать это было невыносимо. И Дима решил действовать сам. Он достал где-то пневматический пистолет. Переделал его в своей мастерской под боевой. И, узнав, где живет генерал и когда приезжает, выследил его и убил. Прямо возле его роскошного дома. После этого оставаться в городе Диме было нельзя. Ему нужно было скрываться, бежать. Но мне нужны были деньги на лечение, и он это знал. И нашел единственный оставшийся у него способ, как скрыться от милиции и достать денег, — поехал в Чечню. Не к федералам, где его могли достать менты, да и денег те толком не платили. Он поехал к боевикам. И сам стал таким же боевиком. Так же, как они, грабил и убивал… Но деньги он получал исправно и исправно— каждый месяц— мне их высылал. Я по-прежнему лежала в больнице, но благодаря этим деньгам мне сделали операцию. И назначили дорогостоящий курс лечения, позволить себе который теперь я могла…И здоровье мое быстро шло на поправку. Я стала такой же, какой была и до операции…Но когда до окончания курса оставалось совсем немного, в начале очередного месяца деньги ко мне не пришли…Я сразу почувствовала недоброе и оказалась права. В одном из столкновений солдатами федералов Дима погиб. О его гибели мне сообщил Николай, который назвался другом Димы— он тоже был русский. И тоже воевал на стороне боевиков. Горю моему, казалось, не будет предела, мне не хотелось жить. Но в конце концов я справилась и с этой бедой. Спустя еще месяц выписалась из больницы. Но что мне делать и как жить дальше— совсем не знала. Но именно в это время из Чечни вернулся тот друг Димы— Николай. Ему нужно было какое-то время где-то отлежаться, прежде чем взяться за другие дела…Он говорил, что намерен открыть свое дело. Я чувствовала себя одинокой, а он был во многом похож на него. Только сердце у него было жестоким, я это сразу почувствовала. Я не могла забыть Диму, но мне нужно было жить дальше. И мы с Николаем стали близки… однажды он рассказал мне, чем намерен заняться. Он не случайно долгое время провел в Чечне, имел нужные связи там. И приехал он сюда с вполне ясной целью. Поставлять чеченским боевикам, то что самим им доставать становилось все тяжелее. И получать за это хорошие деньги…